Господин Булеман отложил в сторону перо:
— Что ты плетешь, старуха?
— Я говорю, — возразила та, — они только что похоронили маленького Кристофа.
Господин Булеман снова взял в руку перо.
— Почему ты рассказываешь мне об этом? Какое мне дело до этого мальчишки?
— Ну я просто подумала… рассказываю только, что нового произошло в городе…
Когда она ушла, господин Булеман опять отложил перо и довольно долго расхаживал, заложив руки за спину, взад и вперед по своей комнате. Когда на улице возник какой-то шум, он торопливо подошел к окну, будто ожидал уже увидеть входящего в дом служителя муниципалитета, явившегося с вызовом за жестокое обращение с мальчиком. Черный Грапс, требовавший, мяуча, своей доли из принесенной еды, получил пинок, от которого с воем полетел в угол. Однако то ли от голода, то ли оттого, что обычно покорная натура животного неожиданно изменилась, он восстал против хозяина и, шипя и фыркая, бросился на него. Господин Булеман дал ему второго пинка.
— Жрите, — сказал он. — Меня можете не ждать.
Оба кота одним прыжком очутились у полных мисок, которые он поставил им на пол.
Однако здесь произошло нечто странное.
Когда желтый Шнорес, первым закончивший обед, вышел на середину комнаты, потянулся и выгнул спину колесом, господин Булеман вдруг остановился перед ним; затем он обошел вокруг кота и осмотрел его со всех сторон.
— Шнорес, старый бандит, что это с тобой? — сказал он, поглаживая голову кота. — Да ты вроде подрос на старости лет!
В это мгновение к Шноресу присоединился второй кот. Он взъерошил свой блестящий мех и потянулся, вытягивая черные лапы. Господин Булеман озадаченно сдвинул пестрый колпак на затылок.
— И этот тоже! — пробормотал он. — Это, должно быть, порода такая.
Между тем стало смеркаться, и, поскольку никто не пришел и не нарушил его покой, господин Булеман сел к столу, на котором стоял обед. В конце концов он даже начал поглядывать на больших котов, сидевших рядом с ним на диване, с определенным удовлетворением.
— Ну и внушительная же вы парочка! — сказал он, кивая им. — Теперь вам эта старуха внизу больше не испортит охоты!
Однако, отправившись вечером в свою спальню, он не впустил их туда, как обычно, а услышав ночью, как коты кидались на дверь спальни и с мяуканием сползали по ней, господин Булеман натянул перину на уши и подумал: «Мяучьте, мяучьте — я видел, какие у вас теперь когти…»
Наступил следующий день, и, когда пришло время обеда, повторилось то, что было накануне. Опорожнив миски, коты одним махом прыгнули на середину комнаты и стали потягиваться и выгибать спины; а когда господин Булеман, севший к тому времени за свои расчеты, бросил на них взгляд, он испуганно вскочил со своего вращающегося стула и остался стоять, вытянув шею. Грапс и Шнорес стояли, тихо завывая, с взъерошенной шерстью и изогнутыми дугой хвостами, будто чувствуя что-то враждебное или опасное для них; он отчетливо видел, что они вытянулись в длину и стали крупнее.
Еще одно мгновение господин Булеман стоял, вцепившись руками в стол, затем быстрым шагом прошел мимо котов и распахнул дверь комнаты.
— Фрау Анкен, фрау Анкен! — позвал он; и так как ему показалось, что она не услышала его, он свистнул, заложив пальцы в рот. Вскоре из флигеля послышалось шарканье ног, и старуха, кряхтя, стала подниматься по лестнице.
— Посмотрите на этих котов! — прокричал он, когда она вошла в комнату.
— Я их достаточно часто видела, господин Булеман.
— Вы ничего в них не замечаете?
— Совершенно ничего, господин Булеман! — ответила старуха, щуря свои подслеповатые глаза.
— Что это за звери? Это уже совсем не коты!
Ох схватил экономку за плечи и прижал ее к стене.
— Красноглазая ведьма! — закричал он. — Признавайся, что ты наварила моим котам!
Старуха сложила свои костлявые руки и начала невнятно бормотать какие-то молитвы. Но тут исполинские коты прыгнули справа и слева на плечи хозяина и стали лизать его лицо шершавыми языками. Ему пришлось отпустить экономку.
Продолжая что-то лепетать себе под нос и покашливая, она выскользнула из комнаты и поспешила спуститься вниз по лестнице. Старуха была словно вне себя; ее охватил страх, и она сама на знала, кого она боялась больше — хозяина или этих жутких котов. В таком состоянии добралась она до своей каморки. Дрожащими руками фрау Анкен достала из-под кровати наполненный монетами шерстяной чулок; затем она взяла из сундука несколько старых юбок и тряпок и тщательно завернула в них свое сокровище, в результате чего получился довольно большой узел. Старуха хотела уйти, любой ценой выбраться из этого дома. Она подумала о бедной сводной сестре своею хозяина, жившей на окраине города; та всегда была приветлива с ней, вот к этой женщине она и собиралась отправиться. Правда, это был неблизкий путь, по десятку улиц, через множество узких и длинных мостов, пересекавших темные протоки и каналы, а на дворе уже наступал зимний вечер. Но безотчетный страх гнал ее прочь из этого дома. Не думая о тысячах пшеничных хлебцов, которыми она в наивном страхе перед грядущим голодом забила большие шкафы из орехового дерева, старуха с тяжелым узлом на спине вышла из дома. Большим витым ключом она тщательно заперла массивную дубовую дверь, положила его в кожаный кошелек и затем, кряхтя, побрела по темному городу…