Конечно, моя семья ведет дела безжалостно. Меня не обидел намек Поппи на их порочность, однако раздражало её предположение, что я позволю посторонним диктовать мне условия.
— Я имел в виду, если мы поженимся и объединим наши активы, – попытался я исправить импульсивную оговорку. — Никто не будет настолько глуп, чтобы бросить вызов крупному игроку, монополизировавшему рынок. Или отказаться от повышения доходов за счет устранения главного конкурента.
Веский аргумент был встречен задумчивостью Поппи. Она размышляла о том, что стоит за моим предложением, - исключительно бизнес-план или нечто большее. Деньги не были стимулом для тех, кто в них не нуждался, и Поппи понимала, что я это знаю. Вражда между нашими семьями была слишком глубоко укоренившейся и неизлечимой.
Наши раздумья в темноте закончились, когда Поппи внезапно вскочила на ноги с телефоном в руке.
— Что случилось? – спросил я.
— Ты должен немедленно уйти.
— Почему?
Поппи указала большим пальцем на свою комнату.
— Мой кузен здесь.
Драка с Амбани не была тем завершением вечера, которое я представлял себе. Моя спина напряглась, пока я мельком не взглянул на телефон Поппи. Приложение детской камеры на экране отображало видео с маленьким мальчиком.
— Ты няня? – спросил я с недоверием.
Она кивнула.
— Сколько ему?
— Два. И он может проснуться в любой момент. – Поппи сунула телефон в карман и поспешила в дом. — Спасибо за фильм. Не стесняйся... выбраться самому.
Поппи бросила на меня раздраженный взгляд, когда я поплелся за ней, вместо того чтобы уйти, и я скрыл свое удивление, когда она не заперла передо мной двери. Поппи открыла рот, предположительно, чтобы попросить меня уйти. Прежде чем она успела заговорить, я приложил палец к её губам, давая знак молчать и не беспокоить ребенка, который вот-вот проснется. Она захлопнула рот, но продолжила свирепо смотреть на меня. Я проигнорировал ее взгляд, вместо этого рассматривая комнату.
Спальня Поппи была такой, какой я ее запомнил, - мрачной, но интересной, с несколькими новыми дополнениями. Рядом с кроватью стояла колыбель, украшенная детской атрибутикой, внутри лежала сумка для подгузников с надписью: Дерьмо Нила.
Я присоединился к Поппи у кроватки. Внутри лежал двухлетний малыш, беспокойно переваливаясь с боку на бок и сбрасывая с себя одеяло. На нем были черные ползунки с надписью «Перестань переписываться и смени мне подгузник» на груди. Без сомнения, это подарок от Поппи.
Поппи крутилась у бортика кроватки, пока малыш то просыпался, то снова засыпал, убаюкивая себя. Когда Нил снова зашевелился, она взяла его на руки и похлопала по попке, чтобы проверить, сухой ли подгузник. Нил тихо захныкал, побудив Поппи отнести его в свою кровать.
Темное постельное белье на матрасе было аккуратно заправлено по углам с военной точностью, что указывало на то, что Поппи сама заправляла постель, а не полагалась на домработниц. Нил издавал недовольные звуки, пока она укладывалась рядом с ним на кровать, подложив под голову подушку. Крошечные пальчики вцепились в ее пряди, но Поппи не отстранилась. Теплое тело, казалось, облегчило проблему маленького мальчика, и я задался вопросом, не обладает ли Поппи способностью утешать его благодаря личному опыту.
Как будто эта сцена была недостаточно удивительной, Поппи совершила немыслимое. Скрестив руки на груди, я завороженно наблюдал, как она поет колыбельную, укачивая Нила.
— В понедельник кто рождён, будет с праведным лицом. Кто во вторник появился – благодатью наградился.
Она поет?
Очарованный, я обнаружил, что мои ноги бессознательно движутся к ним. Я устроился на кровати по другую сторону от Нила, и наслаждался этой непривычной сценой.
— Тот, кто в среду был рождён, горьким горем будет полн, – продолжила Поппи неожиданно мелодичным тоном, лишь раз скосив глаза в мою сторону, чтобы сердито уставиться на меня за смелый шаг - сесть на ее кровать. — На четверг кто попадет – очень далеко пойдёт.
Это зрелище вызвало неожиданные незнакомые эмоции, подтолкнув меня к иррациональным идеям. Чувства были далеки от надуманных, и я не мог подавить образы, вызванные моим воображением.
Когда дыхание Нила выровнялось, Поппи укрыла его одеялом. Ее голова откинулась назад, когда она уловила напряженность, пылающую в моих глазах.
— Почему ты так на меня смотришь?
Мой взгляд впился в нее с яростью дикого животного, готового вырваться из клетки. Я был на грани безумия и в шаге от потери контроля. Мое затянувшееся молчание приукрасило то, чего я так отчаянно желал. Дикий голод едва удавалось сдерживать, но я должен был сосредоточиться на общей картине.