Дэймон заметил, как я заерзала на стуле. На его лице появилась дерзкая ухмылка, и он откинулся назад, прикрыв рот рукой, скрывая веселье, словно точно знал, что меня так взволновало. Эффект, который он оказывал на меня, был абсурдным.
— Ты хорошо себя чувствуешь, детка? Выглядишь немного покрасневшей.
— Я не краснею.
Его глаза лениво оглядели меня сверху донизу. Он наклонился ближе, и твердые мышцы под его рубашкой напряглись.
— Краснеешь. У тебя все лицо красное.
— Невозможно.
— И ты выглядишь беспокойной. – Его голос звучал низко и мягко, вызывая постыдный отклик у меня между ног. — Если тебе необходимо что-то, что поможет тебе расслабиться, все, что тебе нужно сделать, - это попросить.
— Я в порядке, – выдавила я.
— Конечно, детка, – сказал он со знающей ухмылкой.
Раздражающая улыбка застыла, когда я отодвинула от себя тарелку. Идеальный сэндвич на вкус был как пепел во рту. Мне нужно было избавиться от внезапной нервозности, и я почувствовала облегчение, когда Дэймон предложил прогуляться по Стрипу.
Неожиданный обход знаменитых отелей и достопримечательностей оказался не таким уж плохим, как я ожидала. В кои-то веки меня не беспокоила шумная толпа, оживленные улицы или веселые артисты. В то время как яркие огни Лас-Вегаса должны были заставить мою кровь закипеть, рядом с Дэймоном они казались фоновым шумом. В его грациозных движениях сквозила уверенность в себе и контроль над ситуацией, пока он вел меня за руку.
В итоге мы добрались до фонтанов Белладжио. Ритмичный подъем и падение воды гармонично сочетался с огнями в темноте ночи. Даже я не была настолько циничной, чтобы отрицать эту безмятежность.
Когда похолодало, Дэймон притянул меня к своей груди, положив руку мне на бедро. Другая рука скользнула вверх по моему боку, и обхватила шею. Он пристально изучал меня, его лицо было в нескольких сантиметрах от моего.
— Ты прекрасна, Поппи.
Никто не произносил мое имя так, как он.
— Что ты делаешь?
— То, о чем ты думала в ресторане. – Он притянул меня ближе за шею. — Ты извивалась, потому что тебе нужно было, чтобы я починил то, что сломалось.
— Нет, не нужно было.
Дэймон тихо рассмеялся.
— Ты убиваешь меня, – выдохнул он, оставляя удивительно нежный поцелуй в уголке моих губ.
— Снимите номер, – прокричал кто-то из прохожих.
Моя голова дернулась назад от неожиданности.
— Не обращай на них внимания. Они нас не знают.
Дэймон снова попытался найти мои губы, но я отвернула лицо.
— Тебя все знают, – напомнила я ему.
О чем я только думала? Я забыла, что мы больше не на моем балконе, а на виду у всех. Даже его охрана наблюдала за нами на расстоянии.
Дэймон издал разочарованный звук в глубине горла, его свободная рука взъерошила волосы.
— Может быть, пришло время им познакомиться и с тобой. Тогда все будут знать, что ты моя.
Хотела ли я, чтобы Роза проснулась именно так? Хотела ли я разрушить мои оставшиеся отношения? Я прожила всю жизнь, отказываясь от общепринятых связей, а теперь сожгла слишком много мостов. На моей стороне остались два человека; один из которых был в коме, а другой – двухлетним ребенком. Перспективы были не самые радужные. Даже моя мать повернулась ко мне спиной и сдала меня совету за нарушение пункта о морали.
Непреодолимая тяжесть сдавила мне горло, и мой голос упал до шепота.
— Отпусти!
— Нет.
Его пальцы сжались у основания моей шеи.
— Люди смотрят.
— Похоже, что меня это волнует?
Впервые Дэймон выглядел рассерженным. До сих пор он никогда не отказывал мне, удовлетворяя каждое мое желание. Внезапная пересадка личности была для меня неизведанной территорией.
Я уставилась на него широко раскрытыми глазами, пораженная переменой тона. Я снова попыталась вырваться.
— Отпусти.
— Нет, – прорычал он, схватив меня за локоть сильнее, чем нужно.
Прежде чем я успела сделать еще хоть шаг, Дэймон притянул меня обратно с несвойственной ему грубостью. Наши губы столкнулись. Он целовал меня яростно, слишком яростно, как будто устал ждать и был на пределе. Мои ноги ослабли от такой свирепости, но он удержал меня, обхватив рукой за талию.
Его язык скользнул по моим губам и проник внутрь. Дэймон застонал так, словно мог умереть, исследуя мой рот по своему усмотрению. Держать глаза открытыми становилось все труднее. Всего этого было слишком много.