— Вы имущество не делили с бывшим мужем? Кому принадлежит квартира, в которой вы проживаете?
— Никому, — прошептала она. — Вернее, государству. Это квартира моих родителей, они уже умерли. Квартира неприватизированная. А у Андрона есть жилплощадь.
— Вы ни с кем не судитесь? Никому не должны денег?
— Что вы! Нет!
— Дети у вас есть?
— Нету, — тихо ответила она, опустив голову. Но вдруг подняла ее и умоляюще посмотрела на меня. — Я никому ничего не должна, не представляю, чего можно от меня добиваться… таким способом…
— Татьяна Викторовна, а как в театре? Вы ведь ведущая актриса?
— Ну… Можно и так сказать.
— Может быть, кто-то хочет выжить вас из театра? Или просто подвинуть?
Может, вы кому-то дорогу перешли?
— Да нет же, — сказала она почти с отчаянием. — У нас в театре все очень милые люди. Я всех люблю.
— Но может быть, вас не все любят?
— Может быть, — неожиданно твердо ответила она. — Но такими способами никто из наших действовать не будет. Вы мне поможете? — ее голос дрогнул.
— Татьяна Викторовна… — Я помолчала, потому что мне нечего было ей сказать. — Вынуждена вас огорчить, но прокуратура здесь бессильна. Не исключено, что это звонит кто-нибудь из ваших поклонников. Узнал телефон по справочному, а поговорить с вами не решается, вот и молчит.
— Что же мне делать?
— Поставьте на телефон определитель номера.
— И…что?
— Если выясните, кто звонит… — тут я замолчала. Даже если она выяснит, кто звонит, что дальше? Максимум, что могут сделать прокуратура и милиция, это вызвать нахала и строго с ним поговорить. И отпустить, потому что в нашем уголовном кодексе не предусмотрена ответственность за такие действия. Да что там говорить, даже по административному кодексу его не наказать. — Если выясните, кто звонит, попросите ваших знакомых поговорить с этим человеком.
Пусть ему объяснят, что он ведет себя не правильно.
— И… это все?
— Татьяна Викторовна, к сожалению, все. Наше законодательство не позволяет привлекать к ответственности за такие поступки.
Она опустила голову и стала водить пальцем по горошинкам на подоле платья.
Потом вздохнула и встала.
— Спасибо, что выслушали меня, — промолвила она еле слышно. Я развела руками.
— Я бы и рада помочь вам, но не представляю, как это можно сделать. Может быть, если вы определите, кто звонит, вы и сами разберетесь с этим человеком.
По крайней мере, поймете, что ему нужно.
— Спасибо, — еще раз повторила она, повернулась и вышла из кабинета.
Я стала бесцельно перелистывать журнал приема, а перед глазами у меня стояло миловидное лицо актрисы Климановой. Неужели она и вправду не долечилась?
Одна в пустой квартире, наверняка все время думает о бывшем муже, которого, похоже, до сих пор любит; так действительно можно свихнуться. Но развить эту мысль мне не дали. На этот раз стук в дверь был решительным, не успела я ответить, как в дверь протиснулась крупная дама и объявила, что ей нужно поговорить с дежурным прокурором.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласила я. Дама осталась стоять.
— Мне нужно поговорить с дежурным прокурором, — настаивала она.
— Я вас слушаю.
— Я вам должна рассказывать?
— Ну да.
— Хорошо.
Она наконец присела.
— Видите ли, у меня дело государственной важности. У меня по стенам от соседей давно уже течет серная кислота. К этому я уже привыкла, дома хожу в защитном противохимическом костюме и респираторе. Но сегодня утром я выпила стакан кефира и обнаружила, что это не кефир.
— А что? — поинтересовалась я.
— А серная кислота в чистом виде. Хорошо, что я не допила литровую упаковку…
Утром следующего дня ко мне заглянула Лариска, чтобы узнать, как прошел прием.
— Ларис, как я выгляжу? — спросила я, оторвавшись от постановления о назначении экспертизы.
Лариска честно вгляделась в мое утомленное лицо.
— Да не страшнее, чем обычно, — наконец ответила она.
— Я не в этом смысле. Очень молодо или все-таки нет?
— Маша, — осторожно проговорила Кочетова, — это на тебя вчерашний прием так подействовал? Если бы ты молодо выглядела, я бы тебе сказала.
— Спасибо, Ларисочка, — засмеялась я. — Кто мне еще правду скажет? Но я не об этом.
— А о чем? — разочаровалась Лариска.
— Вчера пришла тетенька с серной кислотой…
— А-а, Тороповец у тебя была! Как у нее дела, она еще держится?
— Держится, вчера гады ей в кефир кислоты налили.
Лариска улыбнулась.
— Но я это к чему, — продолжила я, поскольку это меня вчера весьма задело.
— Она пришла и спрашивает — где дежурный прокурор? Я ей предлагаю мне рассказать про свои проблемы; она повздыхала, и согласилась. Рассказала свою леденящую душу историю, а потом спрашивает: ну, а теперь я наконец могу пройти к дежурному прокурору? А я все-таки сидела в форме, между прочим, с майорскими погонами, и выгляжу я, как ты любезно заметила, на свои.
— Не обижайся, — утешила меня Лариска. — Она привыкла ко мне ходить, а других она и за прокуроров не считает. Даже если бы вчера шеф на приеме сидел, она и ему бы что-нибудь ввернула, лишь бы ее до меня допустили. Ну, а еще чего хорошего было?
— Была настоящая артистка. Татьяна Климанова.
— Ну да?! — задохнулась от зависти Лариска. — Ну почему ко мне ходит Тороповец, а к тебе артистки?
— Ну, тебе грех жаловаться, у тебя был писатель Латковский. Между прочим, ее бывший муж.
— Кого? Тороповец? — испугалась Лариска.
— Климановой, естественно.
— А-а. А чего ей надо?
— Ее кто-то преследует. Звонит ночами, ходит над головой.
— Понятно. Привет от мадам Тороповец. Может, их познакомить? А ты мне, кстати, книжку принесла?
— Принесла.
— Отлично, — обрадовалась Лариска. — А то сегодня процесс такой нудный, по недвижимости. Пока свидетелей допрашиваем, я хоть почитаю, а то засну.
Лариска умчалась в суд, а я еще немного поразмышляла над проблемами артистки Климановой. То, что она рассказала, было подозрительно похоже на историю про сердце в кулаке от писателя Латковского. Правда, я книжку читала уже давно, но помню, что героине так же звонили по ночам. Сначала молча, а потом стали говорить какую-то фразу; что-то вроде «тебя никто не любит, ты должна умереть». Если у нее головушка пошаливает, может, после съемок фильма она перестала отличать художественный вымысел от действительности?