Вообще-то работать на оперативную часть Макс не собирался, но сразу наотрез отказаться не хватило духа. Выйдя от Саврасова, пошёл на рабочую зону в мебельный цех, куда его приписали. Определившись с рабочим местом, прослушал краткий инструктаж бригадира о технике безопасности. Из него следовало, что категорически нельзя засовывать различные части тела под работающий пресс, потому что расплющит, и пить горячий и холодный лак, потому что задница слипнется.
Вернувшись после вечернего построения в барак и сбросив верхнюю, пропахшую ацетоном одежду в сушилку, Макс упал на койку. С непривычки ныли мышцы, побаливала голова (во время работы не надел респиратор), першило в горле. Макс разделся и залез под одеяло. Сон навалился сразу, несмотря на густой гвалт в бараке.
Кто-то дёрнул за ногу. Макс открыл глаза.
– Подъём! – На центральном проходе стоял старшина барака. Разин сел на койке, не понимая, что от него хотят.
– Встал быстро и прибрался, – не повышая голоса, приказал старшина. Макс увидел, как дневальный поставил рядом с ним ведро и бросил половую тряпку.
– Чего ждёшь? – повторил старшина, – сказал, быстро прибрался!
– Я не буду, дневальный и шныри на это есть, – ответил Разин.
– Не понял, – изобразил удивление старший.
– Сказал, не буду, шныря посылай, – Макс встал с койки.
Сразу же получил удар в лицо. Потемнело в глазах, но Макс устоял на ногах. Почувствовал, как по щеке потекла теплая струйка.
– Взял ведро! – Прорычал старший.
– Нет!
На следующий удар он успел среагировать. Отклонившись, выбросил кулак. Раздался характерный хруст. Старшина, неловко оступившись, опрокинулся навзничь. Дальнейшее Макс помнил плохо и урывками. Его били долго и жестоко, когда упал, то добивали ногами. Очнулся в умывальнике на холодном кафельном полу, когда с него стягивали брюки. Разин попытался разогнуться, но вновь получил удар по голове.
– Шухер! – раздался чей-то отчаянный вопль. И всё стихло. Макс ещё долго куда-то летел в кромешной темноте.
Он открыл глаза, вернее один глаз. Другой глаз был закрыт повязкой. Разин попробовал повернуться на бок. Тело пронизала острая боль. Закружилась голова. Макс застонал. Решив пока не предпринимать подобных попыток, осмотрелся. Он находился в помещении с окрашенными светлым тоном стенами. Здесь же была раковина и за перегородкой санузел. Рядом на кровати кто-то лежал, закрывшись с головой казённым одеялом. Повернув голову вправо, увидел стойку капельницы. Трубка из закрепленного флакона с прозрачной жидкостью тянулась к его предплечью. Разин закрыл глаз. Услышал звук открывающейся двери.
– Ну, как дела, болезный? – Услышал резкий говорок Саврасова.
– А ты, – Саврасов сдёрнул одеяло с соседа, – иди, погуляй.
Дождавшись, когда дверь за зэком закроется, Саврасов присел на табуретку рядом с кроватью Макса.
– Не успели, значит, о деле поговорить. Жаль. – Саврасов достал папиросу и закурил. Выпустив густое облако дыма в сторону открытой форточки, посмотрел на Макса.
– Повезло тебе, нутром почувствовал, что в отряд вечером наведаться надо. Чего молчишь? Спасибо хоть скажи, а то, не успей я во время – закукарекал бы.
– Спасибо.
– На здоровье. Только одно спасибо теперь не пройдёт.
– А что вам от меня надо? – Максу было трудно говорить, болела челюсть, язык распух и не слушался.
Саврасов потушил папиросу и бросил окурок в раковину.
– Для начала, расскажешь, что с тобой произошло. Хотя, я знаю, кто тебя отделал, но хотелось бы из первых уст услышать.
– И кто это? – Спросил Разин.
– Старший. – Уверенно сказал Саврасов.
Макс отвёл глаз: – Я сам упал.