— Послушайте! — вдруг изумилась она и подошла к окну.
Мы все испуганно посмотрели на нее, поскольку она говорила громче обычного. Маргарита открыла окно.
— Не надо! — резко отозвался Джон. — Там холодный ветер.
Но она не обратила на него внимания и спросила:
— Вы слышите, что они говорят? Слышите?
Она обвела взглядом наши недоуменные лица и попыталась открыть щеколду. Наконец ее изумление передалось и Джону, он встал и всего на несколько дюймов, чтобы вся улица не оказалась у нас в комнате, открыл ей окно. Джон прислушался к гулу, вторгшемуся вместе с прохладным воздухом, и выражение его лица тоже изменилось. Прижимая маленького Томми, чтобы его согреть, я видела на правильном лице Джона изумление — изумление, смешанное с ужасом. Отец тоже вскочил и подошел к окну; я не видела его лица, только темные волосы под бархатной шапочкой. Он внимательно, напряженно слушал. Наверное, я последняя разобрала слова, доносившиеся с улицы, хотя с самого начала было понятно — это не обычные выкрики зазывал с аптекарского рынка.
— Конечно, правда! — услышала я скрипучий голос полоумного Дейви. — Алый карбункул прорвало!
Гул, веселые выкрики вперемежку с улюлюканьем. В толпе кто-то пронзительно прокричал:
— Волк!
Я была в полном недоумении.
— Клянусь всемогущим Богом!
Джон высунулся из окна и крикнул:
— Дейви! Замолчи! Ты мешаешь! Что за чушь ты несешь?
Шум на улице усилился. Люди отошли подальше, задрав головы к нашим окнам. Я будто видела их угрюмые лица. Но полоумного Дейви оказалось не так просто сбить. Он громко возмущался тупостью толпы. Я очень хорошо представляла себе его безумный торжествующий взгляд, когда он завладел вниманием почтенного свидетеля.
— И вовсе это не чушь, доктор Джон! — закричал он, и никаких сомнений не осталось. — Я только что слышал на Сент-Пол-кросс! Все на Чипсайд толкуют об этом! Пойдите послушайте сами, если мне не верите! — Для вящего эффекта он сделал паузу.
— Ну так что же? — нетерпеливо закричал Джон. — Давай валяй, дружище.
— Кардинал Уолси арестован! — раздался снизу торжествующий голос.
И на сей раз возгласы звучали скорее радостно, нежели негодующе. Лондон люто ненавидел алчного пузатого лорд-канцлера, сына пивовара, единственного из королевских подданных, кто стоял к королю ближе отца. Даже отец при всем своем многотерпении не очень уважал кардинала. При всяком упоминании его имени он приподнимал брови и криво улыбался. Джон достал из кошелька монету, бросил ее на улицу и, не сказав больше ни слова, закрыл окно. И все-таки в комнате вдруг стало холодно. Мы уставились на отца, смотревшего на нас без всякого выражения. Маргарита нарушила молчание.
— Это правда, отец? — робко спросила она, положив маленькую белую руку ему на плечо.
Посмотрев в ее лицо под скромным чепцом, он немного смягчился и кивнул.
— Кажется, король срывает свое раздражение на подданных, — сказал он, шутливо поднимая брови, как Эразм. — При всей жуликоватости кардинал оказался не в состоянии показать фокус-покус и уладить дело с разводом к удовлетворению короля.
Он замолчал. Ему больше нечего было сказать.
— Кого же король сделает теперь лорд-канцлером? — смело продолжила Маргарита.
— Маргарита, — ответил отец с легким упреком, — ты прекрасно знаешь, мне нечего тебе сказать. Мне известно одно — сегодня вечером меня ждет король. Потом я, возможно, буду знать больше. — Он никогда бы не признал, что сам метит на эту должность. — Но вот что я вам скажу. — Он встал. — Я бы с радостью согласился, чтобы меня завязали в мешок и утопили в Темзе, если бы это помогло уладить в христианском мире три обстоятельства. Если бы все монархи, ведущие войны, заключили мир… Если бы можно было уничтожить все ереси, раздирающие церковь, и сохранить религиозное единство… И если вопрос о браке короля можно было бы решить достойно.
Он откланялся. Я была уверена — его представление о достойном решении вопроса о браке короля не совпадало с таковым самого короля, но все промолчали. Мы почти не слышали его шагов по лестнице. При желании отец мог двигаться тихо, как кошка.
Позже, клохча над своими детьми и укладывая их спать, Маргарита предположила:
— Ведь его и назначат, правда?
В ее голосе звучала надежда. Затем те же самые слова я услышала от Джона, когда мы остались в комнате одни.