Наблюдая за своей госпожой, Рауль преисполнился изумлением, смешанным с дурными предчувствиями. Матильда вовсе не старалась увлечь эрла. Правда, она стала старше, но все еще сохранила то магическое очарование, которое когда-то привлекло и теперь удерживало герцога. Сейчас ее колдовские глаза обратились на Гарольда. Рауль видел все это, и лоб его избороздили морщины удивления, смешанного с неодобрением. Он слишком хорошо знал эту женщину, чтобы поверить, что в ее сердце есть место для кого-то еще, кроме мужа и любимых сыновей. Присмотревшись повнимательнее, Рауль заметил полное отсутствие любви в ее глазах, но зато в них таилась такая опасность, какой он не видел с того самого времени, когда она только собиралась покорить герцога.
Однажды вечером, перед ужином, он задержался на галерее, глядя вниз, в зал, где маленькими группами собирались придворные. Эрл Гарольд стоял возле кресла герцогини, и казалось, что между ними существует какая-то неуловимая связь. Рауль, нахмурившись, стоял и размышлял над увиденным. Вдруг позади послышались шаги, и к нему подошел герцог.
Вильгельм остановился рядом с фаворитом и взглянул вниз, в зал. Не отрывая глаз от группы, столпившейся у кресла Матильды, он спросил:
— Что ты на это скажешь, Рауль? Как понять, что представляет собой Гарольд?
Ответ последовал незамедлительно:
— Он не выставляет на обозрение свои мысли, очень храбр, это человек сильных страстей.
— Мне кажется, я его понял, — сказал Вильгельм. — Он более хитер, чем хотел бы казаться, сомнений нет, он — лидер и, вполне возможно, правитель. Этот человек еще не встречал равного по силам противника.
Герцог спокойно наблюдал, как Матильда улыбается прямо в лицо эрлу, казалось, его ничуть не волнует поведение жены, а ведь по своему характеру он терпеть не мог соперников: к его собственности никто другой не имел права и прикоснуться.
Рауль с удивлением заметил в глазах Вильгельма удовлетворение, что немедленно возбудило дремлющую подозрительность.
— Ваша милость, когда эрл отплывет в Англию? — спросил он сурово.
Вильгельм скривил губы.
— Разве похоже, что я разрешу Гарольду выскользнуть из моих рук? Наконец-то я получил его и ни за что не дам уйти.
Рауль разволновался.
— Но ведь он отдался на ваше милосердие! Доверившись вашему благородству!
— Друг мой, тот, кто лелеет такие амбиции, как Гарольд, не должен доверять никому, — заметил Вильгельм.
Рауль изумленно посмотрел на герцога и помрачнел.
— Ваша милость, когда вы распорядились освободить Гарольда из Понтье, Эдгар молил меня заверить его, что эрл не будет предан вторично. А сейчас, перед глазами Господа, вы даете мне повод думать, что он не без причин задался таким вопросом! — Он заметил какое-то подобие улыбки на губах Вильгельма и машинально схватил его за руку. — Сир, я был предан вам все эти годы, слепо следовал вашим распоряжениям, уверенный, что ваш путь никогда не приведет к бесчестью. Но сейчас вы изменили себе — взыгравшее честолюбие заставляет вас быть жестоким, забыть обо всем, кроме короны. Ваша светлость, мне страшно за вас, поэтому умоляю, если вы решили причинить зло Гарольду, поверившему в ваше благородство, то возьмите мой меч и переломите о свое колено, потому что тогда вы больше не повелитель ни мне, ни кому-то другому, верящему в рыцарское достоинство.
Герцог обернулся и некоторое время, задумавшись, изучал лицо Рауля, а потом сказал:
— О, Страж, ты будешь моим, пока не умру я или ты. Ни Гарольд, ни даже прекрасная Эльфрида не смогут отлучить тебя от меня.
Услышав эти слова, Рауль вздрогнул, но твердо ответил:
— Только вы сами можете сделать это.
— А я этого не сделаю. — Герцог постучал пальцем по руке фаворита. — Да отпусти же наконец. Неужели каждый прохожий должен видеть, что ты со мной так бесцеремонно обращаешься? Я буду заботиться о развлечениях Гарольда, как о своих собственных, но из Нормандии он не уедет. — Вильгельм дружески взял Рауля под руку и медленно повел по галерее. — Прошу, верь мне. Я ни в чем не стесняю эрла, он живет во дворце, как мой самый почетный гость, причем его развлекает моя жена, сам видел.