— Они хорошие бойцы, и ничего более того.
Гарольд будто поставил перед собой задачу: быть в хороших отношениях с советниками герцога — Фицосборном, Жиффаром, лордом Бомоном и другими — и неукоснительно выполнял ее.
— Преданные люди, — решил он в другой раз, — но во всех отношениях слишком подавленные своим господином.
Эрл наблюдал и за менее влиятельными баронами, такими, как знаменосец Ральф де Тоени, лордами Канье и Монфике.
— Беспокойная команда, им нужна сильная рука. — Приговор был окончательным. Но когда в Раун прибыл Ланфранк, приор аббатства Эрлуин в Беке, Гарольд заговорил по-другому.
— Этот человек опаснее всех! — тихо заметил он.
Эдгар удивился:
— Мне казалось, вам понравится приор.
И тут эрл сказал нечто непонятное его тану:
— Хотел бы я, чтобы он был моим советником.
Эдгар насупился.
— Все знают, приор очень умен, говорят, что именно он устроил женитьбу герцога. Думаю, он иногда и до сих пор дает ему советы.
Эрл насмешливо посмотрел на него.
— Я напрасно искал среди здешней знати того, кто стоит за герцогом и осторожно нашептывает ему на ухо. Теперь мне известно, кто это и кого мне надо бояться.
— Советник! Да разве герцог в нем нуждается? — удивился Эдгар.
— Не для управления, не для ведения войн, но для более тайных, коварных дел… Да, такой человек ему нужен, — убежденно ответил Гарольд.
— А что вы скажете насчет Ансельма? Его тоже считают весьма мудрым человеком.
Эрл покачал головой.
— Он просто праведник и слишком свят, чтобы давать советы, которые может изобрести лишь изощренный мозг Ланфранка.
Гарольд замолчал, но его слова долго не давали покоя Эдгару. Как-то он поделился этим с Жильбером д'Офей, сказав, что, кажется, герцог очень доверяет Ланфранку, и по тому, как приятель рассмеялся, понял, насколько эрл был прав. Сакса стали мучить дурные предчувствия, он видел своего господина, окруженного скрывающими оружие врагами, а невозможность помочь Гарольду приводила его в бешенство. Эдгар вновь, как и тринадцать лет назад, был полон негодования по отношению к своим хозяевам. Между ним и Раулем росла отчужденность, поскольку каждый из них знал, что думает его господин, а говорить об этом не имел права. Дружеские разговоры служили прикрытием чужих тайн. Эдгар, полный желания не допустить, чтобы политические соображения вождей не разделили его с Раулем, с горечью думал, что теперь его друга интересует только Эльфрида. В свою очередь, Рауль понимал, сколь горькая обида терзает сердце друга, пытался протянуть над разверзшейся между ними пропастью руку, но считал при этом, что самозабвенная любовь Эдгара к эрлу превращает их дружбу во вражду.
Однажды, обхватив Эдгара за плечи, он сказал:
— Что бы ни было сделано, каким бы путем мне ни пришлось идти, ты должен знать, что я его не выбирал.
Угрюмый Эдгар отшатнулся:
— Ты нормандец и друг Вильгельма. Конечно, ты хочешь того же, чего хочет он.
Рауль только посмотрел ему в глаза и ушел. Смотря в окно из-под насупленных бровей, Эдгар чувствовал: друг не понял, что сердитый вид скрывает тягостную борьбу между сердечными привязанностями и тем, что повелевает делать преданность господину. Одно слово — саксонская гордость!.. Через какое-то время они снова случайно встретились на лестнице, Эдгар подошел к Раулю и неуклюже извинился:
— Прости, последнее время я сам не свой.
Они пожали друг другу руки.
— Понимаю, — ответил Рауль, — но что бы ни случилось, перед лицом Господа нашего, Пресвятой Девы и Святого Духа клянусь, что я твой друг отныне и навсегда.