По рядам войска Вильгельма промчались гонцы герцога и вперед ровными рядами выступила тяжелая пехота с копьями и щитами.
Уклоняясь от тучи метательных орудий, спотыкаясь о мертвые тела, они, прикрывшись щитами, поднимались по склону холма, пытаясь атаковать изгородь. Зазвенела сталь, раздавались дикие крики и вопли, в воздухе замелькали саксонские секиры, и сила их удара была настолько велика, что пробивала нормандские доспехи, будто те были сделаны из бумаги. Чья-то голова слетела с плеч и покатилась, подпрыгивая, вниз по склону, тело шлепнулось в ров. Кто-то поскользнулся в луже крови, упал на живот и был растоптан своими же соотечественниками. То здесь, то там в шеренгах англичан на мгновение появлялись бреши, но место убитых бойцов занимали новые. Кое-где снесли изгородь, и ров постепенно наполнялся мертвыми телами.
Пешие нормандцы так же были отброшены и в смятении отступили, преследуемые новым градом дротиков. Стоящие у подножия рыцари могли наблюдать, как искалеченные люди пытались уйти как можно дальше со смертоносного склона, кто без рук, кто волоча окровавленный обрубок тела, недавно бывший ногой или рукой. Другие, еще не изувеченные, но покрытые страшными ранами, ползли, а хлещущая кровь заливала их обмундирование.
Нормандские военачальники попытались остановить стремительное отступление пехоты и снова выстроить ее в боевой порядок, отведя в задние ряды. По шеренгам всадников пронеслась команда, и нормандцы снова пошли в бой.
Одинокий воин вырвался на коне вперед и запел во весь голос песнь о Роланде, подбрасывая меч в воздух и ловя его на лету. Это был Тейлифер, обладатель прекрасного голоса. Его громогласное: «Ахой!» слилось с ревом рыцарей, выкрикивающих хорошо знакомый припев. Певец в последний раз поймал свой меч, ухватил его покрепче и послал коня прямо на изгородь надо рвом. Она не выдержала напора и сломалась, а Тейлифер рубил наотмашь врага, наперекор всему заканчивая песню. Вокруг него мелькали мечи, песня вдруг оборвалась, и он упал, сраженный дюжиной ран.
Последовавшие за ним рыцари и бароны дружно бросились на изгородь. Кони проваливались в ров. Боевой клич нормандцев «Тури!» смешался с ревом саксов «Прочь! Прочь!». На правом фланге дерзко атаковал Роберт де Бомон, ближе к центру — лорд Мулен ла Марш, он сражался настолько яростно, что люди потом прозвали его Вильгельмом Вепрем.
На передовой линии развевались золотые львы Нормандца. Тустен все время был рядом с герцогом, отчаянно удерживая древко знамени. Мортен сражался рядом с братом, ни секиры впереди, ни напор всадников позади не могли оттеснить его от Вильгельма, но вдруг страшный удар, предназначенный ему самому, снес голову коня под ним. Животное упало, всадник, невредимый, вскочил на ноги. Рауль закричал: «Бери моего! Скорее!» и, каким-то чудом выбравшись из самой жестокой свары, соскользнул со спины жеребца, успев передать поводья Мортену, который кивком поблагодарил и взлетел в седло. Один из воинов Рауля тут же пробился к нему и сунул в руки поводья: «Вот конь, милорд!»
— Молодец, парень, выбирайся-ка сам побыстрее отсюда! — выкрикнул шевалье.
Он пришпорил жеребца и снова ринулся в самую гущу битвы.
По рядам пронесся ропот. На левом фланге дрогнули бретонцы и воины из Мансо, которых вел Ален Фержан. Им противостоял лишь отряд ополчения, но мирные люди были так смелы от переполнявшей их ненависти, что яростные удары обращали кровь в жилах бретонцев в воду и заставляли нападающих в панике отступить. Командиры орали на них и пытались повернуть назад, нанося по их коням удары мечом плашмя, но ураган метательных топоров и камней, запущенных из пращей, довершил начатое. Все левое крыло отступило в беспорядке вниз по склону, сметая на пути собственную пехоту, которая успела снова выстроиться в боевой порядок.
— Сеньор, бретонцев разбили! — Рауль пытался пробиться поближе к Вильгельму. — Бога ради, скорее назад!
И центр, и правый фланг тоже начали отступать в страхе перед саксонскими секирами. Герцог отдал приказ отходить и поскакал вниз по склону, стремясь занять такую позицию, которая позволила бы ему охватить взглядом всю линию боя. Всадники отступали организованно, только коня Тустена убило копьем, попавшим ему в шею, и воины, как ни изворачивались, но перестали видеть золотых львов. По рядам пронесся слух, что герцога убили, и над полем боя пронесся звук, похожий на пронзительный стон. Войско охватило смятение.
— Да жив он, жив! — закричал что было мочи Жильбер д'Офей.