Меня не особенно удивило, что после окончания продолжавшегося семь часов совещания Гитлер еще на полтора часа задержал меня для беседы. Он, очевидно, заметил, что ни я, ни Модель не были удовлетворены результатами обсуждения. С глазу на глаз с Гитлером, если не считать присутствия одного из его адъютантов, я внес некоторые предложения, но они были несущественны и не вызвали больших изменений. Гитлер не понимал, что армия уже не та, какой она была в 1939–1940 гг. или в начале кампании в России. Его солдатам не хватало теперь не только решительности и наступательного духа, но и оружия и боевой техники всех видов. Последний вопрос, заданный мной Гитлеру, касался того, что я должен сказать моим войскам, если они спросят о роли, которую в предстоящей операции сыграют военно-воздушные силы. На нашем участке фронта в эти дни мы ни разу не видели и даже не слышали ни одного немецкого самолета. Гитлер ответил: "Авиация специально воздерживается от участия в боевых действиях. Геринг доложил, что у него есть три тысячи истребителей для этой операции. Вы знаете, чего стоят доклады Геринга. Сбросьте тысячу, и все же останется тысяча для вас и тысяча для Зеппа Дитриха".
Подготовка к наступлению
Бои в районе Ахена служили прекрасной маскировкой намерений нашего верховного командования. Кроме того, они давали возможность скрыть сосредоточение войск для планируемого наступления. Дивизии располагались за линией фронта в районе Ахена таким образом, чтобы противник предположил, будто они предназначаются для ввода в бой на этом участке или же как второй вариант для контратак на случай возможного прорыва американцев к Рейну. Передвижения наших войск были организованы таким образом, чтобы эти предположения показались противнику еще более убедительными.
Командный состав немецких войск хорошо знал местность в Арденнах. Через этот район нам пришлось наступать в 1940 г. и отходить всего несколько месяцев назад. Нам были знакомы узкие, извилистые дороги и те трудности, а вернее, даже опасности, которые подстерегали на этих дорогах наступающие войска, особенно зимой и в плохую погоду. А ведь именно на зиму и плохую погоду мы и рассчитывали, планируя свою операцию. Шоссейные дороги с бесчисленными крутыми поворотами часто проходили по обрывистым скатам. Особенно трудно было обеспечить продвижение по таким дорогам артиллерии, а также понтонно-мостовых средств. Орудия и прицепы приходилось отцеплять и при помощи лебедок перетягивать через повороты. Обгон на этих дорогах был невозможен. В случае нападения с воздуха не могло быть и речи о том, чтобы укрыться в кустарниках или лесах по сторонам дорог — склоны были слишком круты. Далее, большинство наших автомобилей и все наши немногочисленные тракторы находились в плохом состоянии. Даже на удобной местности значительная часть машин не годилась для движения вне дорог. Нам приходилось учитывать вероятность многочисленных поломок автомобилей, танков и орудий.
Боевая подготовка дивизий была недостаточно высокой, а поэтому отсутствовала уверенность в том, что войска сумеют выполнить свои задачи в борьбе с противником, обладавшим превосходством в живой силе и технике и имевшим в своем распоряжении свежие соединения, обеспеченные прекрасным питанием. Высшие командиры знали об этих недостатках наших войск. Более того, с 1942 г. наши войска не предпринимали ни одной крупной наступательной операции. Чтобы возместить этот недостаток опыта наступательных действий, следовало бы отвести дивизии в тыл, дать им отдохнуть в спокойных условиях и усиленно заняться боевой подготовкой. Гитлер позаботился о том, чтобы большинство дивизий СС отдохнуло и прошло такое обучение, но армейские дивизии были лишены этих преимуществ. Пехотные дивизии, которым отводилась решающая роль в штурме обороны противника, смогли организовать только частичную и, надо признать, недостаточную боевую подготовку новых пополнений к предстоящему наступлению. И за это никак нельзя было осуждать штабы дивизий.