Сердце замерло, я выпрямилась и повернулась к Максу.
— Я думала, ты сказал, что отвезёшь меня домой.
— Да, — заявил он, открывая дверь. — Вот здесь я живу.
Мой пульс громко стучит в ушах, когда я поворачиваюсь, чтобы выглянуть в окно и увидеть здание, уходящее высоко в небо. Один из людей Макса открывает мою дверцу, а Макс подходит ко мне и, прежде чем я успеваю выйти на тротуар, подхватывает меня на руки.
— Спасибо, — бормочу я, и мои щеки снова заливаются краской, когда двое из его людей подходят к нам сзади, я полагаю, охранники, чтобы защитить его.
— Всегда пожалуйста, — отвечает он с лёгкой улыбкой.
Швейцар даже не моргает, когда мы проходим мимо. Он просто придерживает дверь, чтобы Макс мог внести меня внутрь. Вестибюль просторный, с толстыми колоннами, которые поднимаются к сводчатому потолку, и полированными мраморными полами, выложенными в привлекательный кремово-коричневый узор. Лепнина из тёмного дерева вдоль нижней половины стены придаёт открытому пространству классический, утончённый оттенок, из-за которого я чувствую себя недостаточно одетой в своей толстовке с капюшоном и леггинсах.
Когда мы подходим к лифту, люди Макса остаются на первом этаже. Они нажимают кнопку вызова и не спускают с нас глаз, пока двери не закрываются. Лишь оказавшись в кабине наедине, Макс отпускает меня.
Не говоря ни слова, он достаёт бумажник и пластиковую карточку, проводит ею по магнитной полосе рядом с панелью управления. Мигает зелёный огонёк, подтверждая, что у нас есть полный доступ. Макс нажимает кнопку шестьдесят седьмого этажа, всего в нескольких шагах от самой высокой цифры на табло.
Напряжение нарастает между нами в тишине, пока лифт поднимает нас наверх. У меня перехватывает дыхание, и я нервно переминаюсь с ноги на ногу. Я не люблю неловкие паузы, особенно после близости.
Я не знаю, на каком этапе мы находимся. Простил ли Макс меня за то, что я сбежала? Злится ли он все ещё на меня за то, что я попросила его о защите после этого? Означает ли моё наказание и то, что произошло потом, что мы прошли через это, и если да, то к чему?
— Когда ты сказал "домой", я подумала, что ты имеешь в виду комнату, в которой я жила, — говорю я, когда невыносимо долгий путь наверх становится слишком мучительным, чтобы молчать.
— Очевидно, что я больше не могу держать тебя взаперти и надеяться, что ты не убежишь в следующий раз, когда я не смогу справиться с тобой самостоятельно. Поэтому я не отпущу тебя из виду.
Пронзительные голубые глаза Макса не отрываются от моих, пока я не опускаю взгляд, чувствуя, как нарастает мой дискомфорт.
— Точно, — бормочу я, глядя на свои грязные ноги. Они кажутся неуместными на безукоризненно чистом полу.
Лифт плавно останавливается, и двери с тихим звоном открываются, открывая моему взору новый мир. Я не могу сдержать изумления, когда вижу свою новую тюрьму. Вестибюль прекрасен: хрустальная люстра висит над современным стеклянным столиком, на котором красуется изысканный букет живых цветов, заключённый в массивную треснувшую фарфоровую вазу. За ней находится гостиная с мягкими белыми диванами и окнами во всю стену, откуда открывается потрясающий вид на Чикаго. Слева от меня винтовая лестница ведёт на второй этаж.
Макс ведёт меня мимо лестницы в главную комнату, его пальцы легко касаются моего плеча, когда мы поворачиваем за угол и идём по коридору.
— Ты останешься в моей комнате, — заявляет он, открывая одну из толстых, покрытых темными пятнами двойных дверей, ведущих в хозяйскую спальню.
В этой комнате тоже есть стена с окнами, а мебель выглядит тяжёлой и дорогой. Темные, землистые тона комнаты создают спокойную и располагающую атмосферу, но мой пульс учащается от его слов "моя комната".
— Ты рассчитываешь, что я буду спать с тобой в одной постели? — Спрашиваю я, сразу же переходя в оборону. Да, у нас был секс, но это не значит, что я готова продолжать в том же духе. Особенно когда меня удерживают здесь против моей воли.
Макс смотрит на меня, приподняв бровь в немом вопросе, и я усмехаюсь.
— Тебе не кажется, что ты ведёшь себя немного самонадеянно? — Качаю я головой. — Заниматься с тобой сексом было ошибкой. Я не собираюсь превращать это в отношения только потому, что мы переспали однажды.
Губы Макса изгибаются в ухмылке, в глазах вспыхивает веселье.
— Не волнуйся. Я не собираюсь заводить отношения ни с тобой, ни с какой-либо другой женщиной, если уж на то пошло.
Меня пронзает шок от убедительности его заявления. Он говорит это не просто для того, чтобы успокоить меня. Он говорит искренне, и по какой-то совершенно иррациональной причине у меня внутри все переворачивается.
— Но я тебе не доверяю, поэтому у меня есть два варианта: либо я могу посадить тебя на цепь в своей комнате для гостей, либо ты можешь спать в моей кровати. Я подумал, что это будет более удобная альтернатива. Здесь достаточно места для нас обоих.
Он прав. Кровать большая и после того дня, что у меня был, выглядит угрожающе привлекательной. Однако он не единственный, кому я не доверяю. После того как я отреагировала на его наказание и после того, что произошло после этого, стало очевидно, что моё влечение к нему делает меня импульсивной, и мне нужно контролировать свои эмоции. Макс мне не друг. Он не мой защитник, даже если рядом с ним я чувствую себя в большей безопасности, чем когда-либо с тех пор, как ушла из дома этим утром. Он мой похититель, и я должна прояснить это.
— Макс, я серьёзно. Я никуда не собираюсь уходить. Мне всё равно некуда идти, кроме как вернуться к тебе. Я не чувствую себя в безопасности в Чикаго, зная то, что знаю. Я усвоила свой урок, так что давай просто пропустим ту часть, где ты показываешь мне, насколько глубоко ты чувствуешь себя обманутым. Я останусь на месте.
— Учитывая, что на кону стоит нечто большее, чем просто моё доверие к тебе, – нет, — заявляет он, поворачиваясь ко мне лицом. — Если тебе не нравятся условия, которые я для тебя подготовил, возможно, пришло время подумать об альтернативе.
— Альтернативе? — Я скрещиваю руки на груди, чтобы скрыть дрожь в животе.
— Убить тебя было бы гораздо проще.
В его глазах больше не было веселья, а в голосе снова зазвучали опасные нотки, от которых у меня волосы на затылке встали дыбом, а по спине пробежали мурашки. Я вдруг осознала, насколько Макс крупнее меня, насколько большие и сильные у него руки под тонким костюмом. Где-то в глубине моего сознания сработал сигнал тревоги, предупреждающий меня, что он вполне способен оборвать мою жизнь. От этой мысли мои руки похолодели. Я не хочу умирать. Я определённо не хочу умирать вот так, из-за тайны, на которую случайно наткнулась. Мне нужно действовать осторожно.
— Я больше не предам тебя, — обещаю я, опуская руки и изо всех сил стараясь придать своему лицу искреннее выражение, которое скроет страх, струящийся по моим венам. — Я видела, как далеко это меня заводит, и, если тебе всё равно, я бы хотела жить дальше. Итак, как я могу вернуть твоё доверие?
Макс долго изучает моё лицо, словно пытается понять, насколько я искренна.
— Не могла бы ты помочь мне собрать информацию о человеке, которого я планирую убить? — Спрашивает он.
Моё сердце замирает, а кровь леденеет. Помогая ему, я становлюсь соучастником преступления. Я не буду действовать скрытно, потому что знаю о предстоящем убийстве. Я буду нести прямую ответственность за то, чтобы оно стало реальностью.
Могу ли я сознательно приговорить человека к смертной казни только ради спасения собственной жизни? Макс сказал, что убийство этого человека принесёт пользу миру, но могу ли я быть уверенной в этом? У меня нет проблем с этим человеком, я даже никогда с ним не встречалась. Однако я знакома с Максом, и хотя он защищал меня, и делал для меня хорошие вещи, он также взял меня в плен, угрожал пытками, отказывал в еде, чтобы получить от меня ответы, и наказал за попытку сбежать. Это не похоже на поведение человека, который является образцом доброты и милосердия.