— Мёртв.
Между нами повисает тяжёлая тишина, и Линдси, кажется, задумывается о смерти, которая меня окружает. Я вижу, как в ее глазах мелькают мысли, когда она осознает риск, связанный с близостью ко мне. Хорошо. Она должна знать, понять, почему наши отношения никогда не станут чем-то большим, чем они есть сейчас.
— То, что произошло с моей сестрой и матерью, убедило меня не вступать в брак, — торжественно заявляю я. — Женщины в моем мире всегда в итоге страдают или погибают то, что Эмилиано сделал с Кирой, лишь подтвердило этот факт.
В глазах Линдси блестят слезы, и она кивает, проводя пальцами под очками, чтобы смахнуть влагу, прежде чем она упадёт.
— Но ты решил остаться в этом мире, даже зная, насколько он опасен?
— Кто-то же должен править подземным миром, — мрачно заявляю я. — По крайней мере, так я смогу решать, какие монстры будут жить, а какие умрут.
Воздух наполняется напряжением, пока она обдумывает мои слова. Сделав глоток вина, она ставит бокал на стол и снова смотрит в окно.
— Ранее этим вечером, когда я разговаривал здесь с Кирой, ты искала меня по какой-то причине? — Спрашиваю я, меняя тему, прежде чем разговор станет ещё более тяжёлым.
— О, да. — Она прикусывает губу, привлекая моё внимание к своим глазам.
— Сегодня я получила электронное письмо от своего босса. Он недоволен тем, как долго меня не было в офисе и насколько ограничена моя доступность. Я надеялась, что мы могли бы обсудить моё возвращение на работу. — Линдси неловко поёживается, когда я не отвечаю сразу. — Я могу потерять работу, Макс. Болезнь не может служить оправданием для неопределённого срока. Ты продержал меня здесь достаточно долго, чтобы мой босс начал что-то подозревать.
Чувство вины сжимает моё сердце, и я допиваю остатки вина, прежде чем поставить бокал на стол.
— Я не могу тебя отпустить, — говорю я, стискивая зубы с такой силой, что они начинают болеть.
— Макс, пожалуйста. Разве я уже не доказала свою преданность? Я получила необходимую тебе информацию. Я оставалась здесь без жалоб в течение нескольких недель, работая в рамках тех ограничений, которые ты мне предоставил. Я больше не пыталась сбежать. Я не буду, клянусь, я никому не скажу...
— Мой ответ – нет, Линдси. Я не могу рисковать. Слишком многое поставлено на карту.
— Это очень несправедливо! — Возмущается она, вскакивая с дивана и сжимая руки в кулаки. — Почему именно я должна расплачиваться за твою месть? Я никогда не хотела быть частью этого с самого начала!
— Дело не только в том, что ты можешь рассказать людям то, что знаешь, — возражаю я. Это тоже меня беспокоит, но после того, как Эмилиано продемонстрировал ей свою силу, я уже не так переживаю, что она заговорит. Честно говоря, меня больше волнует, что он или Лучано могут сделать с ней теперь, когда они видели её лицо.
— Теперь люди знают, кто ты, Линдси. Во-первых, Эмилиано, а во-вторых, итальянцы, с которыми я работаю. Я не могу просто позволить тебе выйти за эту дверь и считать, что ты будешь в безопасности. Я думал, ты отнесёшься к этому серьёзнее, учитывая, как ты сама прибежала ко мне за защитой.
Линдси выглядит ошеломлённой. Всё, что она хотела сказать, замерло у неё на губах, когда они раскрылись, но с них не сорвалось ни звука.
ГЛАВА 14
ЛИНДСИ
У меня внутри всё сжимается, когда я понимаю, что не могу высказать свои аргументы. Я чувствую себя так, будто заперта в золотой клетке, и всё своё разочарование направляю на Макса, считая его ответственным за всё, что произошло, и за моё заточение. Я перестала видеть общую картину.
Мне небезопасно находиться там, но Макс – это корень моей проблемы. Я ненавижу себя за то, что по глупости свернула не в тот коридор в его клубе. Я сделала всё, о чём он просил, доказала свою преданность, установила с ним связь, ради бога, я уже сбилась со счёта, сколько раз я с ним спала, но всё равно не могу вернуться к своей реальной жизни.
В то же время слышать, что он не просто беспокоится о том, что я могу что-то сказать, а искренне переживает за мою безопасность, странно трогательно. Долгое время за мной никто не присматривал, и осознание того, что Максу небезразлично, что со мной может случиться, значит для меня очень много. Однако я не могу бесконечно оставаться его пленницей.
— Смогу ли я вернуться к своей нормальной жизни, когда Эмилиано умрёт? — Спрашиваю я.
Глаза Макса темнеют, и он поднимается с дивана, чтобы обхватить мой подбородок своей большой ладонью.
— Да, — отвечает он.
Облегчение наполняет мою грудь, и тепло разливается по венам от его прикосновения. Но жёсткость в его глазах противоречит нежности его руки.
— Как только Эмилиано умрёт, ты больше никогда меня не увидишь, — мрачно обещает он низким голосом, полным дурного предчувствия.
По спине пробегает холодок. Внезапная мысль о том, что я могу больше никогда его не увидеть, пронзает меня, и горло сжимается от подступающих слёз.
Если поначалу я сомневалась в Максе, потому что он был старше, опасен и явно имел криминальное прошлое, то теперь мне трудно представить свою жизнь без него. За те несколько месяцев, что мы знакомы, я почувствовала, что стала ближе к нему и открылась ему больше, чем кому-либо другому в своей жизни. С ним я ощущаю безопасность и поддержку, и меня словно слушают. Я знаю, что не обманываю себя, и между нами действительно существует связь, даже если она возникла из-за моего тюремного заключения.
— А пока ты останешься здесь.
Я сдерживаю внезапно подступившие слезы, когда его пронзительные голубые глаза впиваются в мои с такой силой, что у меня перехватывает дыхание. Но когда я вглядываюсь в его лицо, в глубине моего сознания раздаётся тревожный сигнал. Почему у меня такое чувство, что он не совсем честен со мной или, по крайней мере, это не вся правда?
— Что ты мне недоговариваешь? — Выдыхаю я.
Его брови сходятся на переносице, и Макс делает шаг назад, выпрямляя спину и опуская руку вдоль тела.
— Что это должно означать?
— Ты просто говоришь мне то, что я хочу услышать? Откуда мне знать, что, когда дойдёт до дела, ты не просто оставишь меня здесь? — Гнев переполняет мою грудь, и я цепляюсь за него, предпочитая борьбу осознанию того, что Макс может понадобиться мне в жизни.
— Прости, теперь ты сомневаешься в моей честности? — Спрашивает он, заметно ощетинившись.
— Не делай этого, — холодно говорю я.
— Что ты хочешь сказать? Хочешь указать на то, что это ты солгала и предала моё доверие, когда хочешь оспорить мои слова?
— Это несправедливо, и ты это знаешь, — говорю я, мой голос дрожит от боли и разочарования. — Я не заслуживаю такого отношения.
— А ты думаешь, я не понимаю? Я всегда был предельно честен с тобой с самого первого дня, как мы встретились. И из нас двоих я единственный, кто может это подтвердить. Поэтому, думаю, моё слово – это единственное, на что мы можем положиться.
Меня переполняют эмоции, и я цепляюсь за гнев, позволяя ему поглотить меня, чтобы больше ничего не чувствовать. Шагнув вперёд, я поднимаю подбородок, чтобы заглянуть ему в лицо. Наши взгляды встречаются, и у меня перехватывает дыхание, когда в животе разливается жар. Я не должна быть так близко к нему. Невозможно сохранять ясность мыслей, когда запах его одеколона окутывает меня, вызывая воспоминания о чувственных ночах на простынях и запретном желании, которое, кажется, не может быть удовлетворено.
— Я полагаю, похищение и убийство не имеют значения, когда мы оцениваем наше положение на шкале нравственности, не так ли? Очевидно, что моя неискренность не делает меня менее привлекательной, не так ли?
Макс сжимает челюсти, на его скулах выступают желваки, а глаза горят от напряжения.
— Почему это должно быть так? — Спрашивает он. — Я привык использовать женщин для своего удовольствия и выбрасываю их из головы, как только пресыщаюсь. Мне не нужна честность, чтобы понять, нравится ли им то, что я могу предложить. Так почему ты должна быть другой? — Продолжает он. — Мне нравится заниматься сексом, а тебе, кажется, тоже, так что я не планирую отпускать тебя просто так.