Но это случится не сегодня.
И если Хиро говорит правду, если все мои вчера исчезнут, а завтра никогда не наступят, тогда все, что у меня есть, — это настоящий момент. Все, что у меня есть, — это здесь и сейчас. И сейчас я в расцвете сил. Это единственное, в чем я могу почерпнуть утешение.
— Ты хорошо справилась, Рокси, — говорит Хиро, и остальные соглашаются:
— Каждая жизнь, которую ты забираешь, делает нас сильнее.
— Всех нас.
— Мы твоя семья.
— Мы твои друзья.
— Мы те, кого ты любишь.
— И кто любит тебя.
— Другие мрут как мухи.
— А ты по-прежнему здесь.
— Мы по-прежнему здесь.
— Он всего лишь добыча.
— А ты хищник.
Хиро утешающе кладет мне на плечо руку:
— Оставайся той Рокси, которую я люблю. Той Рокси, которой я горжусь. Делай то, что ты делаешь лучше всего — забери остатки его боли.
И тогда я притягиваю Айзека к себе и целую в самый последний раз. Наши губы соприкасаются, и я чувствую мгновение, когда он перешагивает через край. Я ощущаю тот молчаливый миг, когда ничто не может остановить грядущего. Слишком много повреждений. Слишком много меня.
И в тот момент, когда он проскальзывает за точку невозврата, во мне что-то меняется. Происходит высвобождение. Освобождение. Словно якорь отцепляют от моей ноги. Я страдала, но больше не страдаю. Просто чудеса — открытая рана закрывается сама собой! А может, и не было никакой раны. Потому что я не ощущаю той боли, что чувствовала всего несколько мгновений назад. Я ощущаю… онемение.
Отдаленный вой сирен врывается в голые окна. Неважно. Я уже знаю, что медики не поспеют вовремя. Айзек сейчас едва может пошевелиться. У него нет сил, даже чтобы поднять или опустить веки. Они остаются полуопущенными.
— Здесь скоро будет Налоксон, — говорит Хиро.
— Он опоздает, — отвечаю я.
— Да, — соглашается он, — но я зачеркну имя этого парня только после официальной констатации.
Мысль о встрече с кузеном Нало, о его обвиняющих глазах заставляет меня пошевеливаться. Я бережно опускаю Айзека на грязный пол и отхожу.
«Нет… Останься со мной, — шепчет он — так тихо, почти беззвучно, что только самые восприимчивые уши могут услышать. — Я не хочу оставаться один».
Я колеблюсь, но лишь одно мгновение.
— Рокси, ты знаешь правила, — напоминает Хиро.
«Пожалуйста… Пожалуйста, не оставляй меня. Мне страшно…»
Да, я знаю правила. Мы можем привести их сюда. Можем ласкать и соблазнять. Можем утешать и дарить радость. Можем стать для них всем.
Но когда они умирают, они умирают в одиночестве.
Остальные уже ушли. Над Айзеком стоим только мы с Хиро. Мир Айзека постепенно тускнеет… а я вновь вижу VIP-салон и пень аяуаски, из которого уже начали прорастать свежие побеги.
— Прощай, Айзек, — говорю я.
Затем поворачиваюсь, и мы с Хиро уходим не оглядываясь.
Я очень хорошо делаю свое дело. Даже не просто хорошо — я лучшая. Мне нужны такие моменты, чтобы напоминать себе, что надо двигаться вперед и никогда не оглядываться. Я больше, чем жизнь и смерть. Я — пожар, что полыхает по всему миру. Все их попытки обуздать меня провалились. С какой стати мне этого стыдиться? Почему я должна жалеть о мальчишке, испускающем дух в темной комнате? Ведь это он пришел ко мне, а не я к нему. Он злоупотреблял мной. Так с чего мне проливать по нему слезы? Он пожал то, что посеял.
Оставляя за спиной свое последнее завоевание, я наслаждаюсь осознанием своей значимости и власти, которую она дает. Жизнь и смерть есть зеркало, в котором отражаюсь я, и я любуюсь собственным отражением, сытая и довольная.
Я выхожу из внутреннего святилища VIP-салона, и вокруг взрывается Праздник. Бас спускается до предельного низа, и его резонанс прогоняет остатки моих сомнений. Здесь нет места нежелательным воспоминаниям. Их тлеющие угольки уплывают прочь и угасают. Мои сородичи, поддерживавшие меня в темной комнате, разошлись по своим делам — все, кроме Мэри-Джейн, которая ждет меня. Она ласково кладет руку мне на плечо.
— Жаль, что все так получилось, — произносит она. — Если хочешь поговорить, я к твоим услугам.
Я озадачена. Что за чепуху она мелет?
— Поговорить о чем?
Она улыбается и убирает руку с плеча.
— Да так, ни о чем, забудь, Рокси.
Мэри-Джейн поворачивается и уходит, и как только она скрывается из виду, я устремляюсь в самую гущу толпы. Я сейчас в самом расцвете сил, и все это знают. Я повелительница мира. Ему ничего не остается, как поддаться моему тяготению.