Тело, находящееся в движении, стремится оставаться в движении. Айзек, непрерывно кружащий по своей комнате тем же вечером, служит живой иллюстрацией к первому закону Ньютона. Стоит только сесть — и ему хочется встать. Когда он встает, ему хочется лечь, а когда лежит, он никак не может улечься удобно. Неутолимая жажда распирает изнутри его ребра, когтями продирает себе путь наверх, в горло. Бабушкин доктор не обновил ее рецепт, и, пока она в больнице, он этого не сделает. Вот почему в тот первый день Айзек тщательно обыскал ее комнату под предлогом уборки, четко осознавая при этом, что лжет самому себе. Он нашел флакон, позабытый в ящике тумбочки, а в нем две просроченные таблетки. Разделил первую на половинки, вторую на четвертинки, — так он сможет, как ему представляется, отвыкнуть. Выяснилось, что способ не работает. Только сейчас до него доходит, насколько глубоко он увяз. У него такое чувство, будто его сердце раскололось, а обломки кто-то вынул из тела и запрятал неизвестно где.
И теперь у него осталась четвертинка последней таблетки.
Может быть, все пройдет, если как следует выспаться, думает Айзек. Или, может быть, ему поможет тесное человеческое общение. Последние две недели он совсем отгородился от окружающих. Айзек берет телефон, чтобы позвонить Шелби. Вообще-то, они постоянно на связи, но в последнее время, кажется, меньше, чем прежде. И хотя она опять начала писать эсэмэски, по большей части это групповая рассылка. Айзек не может вспомнить, о чем они говорили во время последнего своего настоящего разговора. Они смеялись? Ссорились? Не сказали ли они друг другу чего-то такого, в чем потом раскаялись бы? Но как он может раскаяться, если даже не помнит, что было сказано?
— Привет, Айзек, — говорит Шелби, взяв трубку после третьего звонка. Голос ее звучит… нормально. Не холодно, но и не особенно тепло. Ну да это же Шелби — сильные эмоции не в ее натуре.
— Привет, — говорит Айзек. — Чем занимаешься?
— Ничем особенным. Уроки учу. Как твоя нога?
— Лучше.
— Ну, это же хорошо, правда?
Что-то здесь не так. Она не то чтобы ступает по яичной скорлупе — скорее такое впечатление, будто она старается замести эту самую скорлупу в угол, с глаз долой и из сердца вон.
— У тебя все в порядке? — спрашивает Айзек до того, как она задаст тот же вопрос ему. А потом вдруг осознает, что она, может, и не задаст этого вопроса.
— Все хорошо, — отвечает она. — Почему ты спрашиваешь?
— Да так, нипочему, просто спрашиваю.
— Ну, наверно, со мной все в порядке, я так думаю.
— Это хорошо.
— Ага. Слушай, мне очень нужно доделать это задание, пока мозги не превратились в кашу. Позвоню тебе позже, хорошо?
— Хорошо, — говорит Айзек. Они прощаются и разъединяются.
Айзек повторяет в уме весь разговор снова и снова, не зная даже, как его понимать. При обмене эсэмэсками, когда невозможно прочитать эмоции другого человека, очень легко развязать свару. Ты думаешь, что твой собеседник злится на тебя, когда он на самом деле лишь подшучивает; ты думаешь, что он жесток, когда он на самом деле лишь ироничен. Вот для чего изобретены эмодзи. Вся его беседа с Шелби была как обмен двусмысленными записками без эмодзи. И теперь когти дерут уже не только глотку Айзека — они пробрались ему в голову. Залезли в глаза, шныряют, будто крысы, по зрительному нерву. И внезапно он обнаруживает, что плачет, сам не зная почему.
Его состояние достигает критической фазы на следующий день, во время матча. Он снова в игре, готов выложиться по полной. Его лодыжка в отличной форме, и он может продолжить с того места, на котором остановился. Айзек знает, что если и есть что-то, способное выбить его из накатанной колеи, то это воодушевление игры. Вся та неукротимая, беспорядочная энергия, что копилась и искрила в нем последние дни, скоро получит выход. Он направит ее на достижение своей цели. Сегодня он будет настоящей динамо-машиной!
Этот матч — квалификационная игра чемпионата штата. Тем больше причин играть в полную силу. Родители здесь, Рики и остальные друзья тоже, все празднуют его возвращение на поле. Шелби сказала, что она вроде как бы, может, и придет, но у нее задание, которое надо срочно выполнить. Айзек высматривает ее на трибунах, не теряя при этом фокуса на игре.