— Знаешь, что я думаю? — разглагольствует Аддисон. — Я думаю, что ты боишься проиграть и потому хочешь прекратить соревнование.
— Ты хоть слышишь себя? — И это все, что я говорю. Продолжать перепалку я не намерена. По-прежнему избегаю встречаться с Аддисоном глазами из опасения, что он прочтет в них то, что мне хотелось бы скрыть, — в таких делах он мастер. Вместо этого я оглядываю сияющий бассейн. Там плещется моя сегодняшняя спутница — девушка из китайского ресторана. Она не доставила мне особых хлопот. В бассейне с ней кто-то из нисходящей линии Молли — мускулистый новый дизайнер, сплошь кончики пальцев да язык. Мне глубоко безразлично. Предпочитаю одна нежиться в своей пляжной кабинке.
— Может быть, — продолжает Аддисон, — мне стоит распустить слух, что Рокси пытается отвертеться от пари? Наша орава просто обожает, когда кто-то из нас измазывается в грязи.
Я с такой силой грохаю бокалом о столик, что ножка ломается. В бешенстве отбрасываю бокал, не заботясь, куда он упадет или кто наступит на разбитое стекло. Все равно в угаре Праздника никто ничего не почувствует.
— Слухи — палка о двух концах, — напоминаю я Аддисону. — А я скажу, что ты все выдумал насчет пари, и тогда ты будешь выглядеть дураком. — И через секунду добавляю: — Как обычно.
Вижу, что ему стало слегка жарко под его неизменно идеальным воротником, но он пытается этого не показать.
— И что ты так зациклился на этом? — спрашиваю я. — А-а, ты думаешь, что не смог бы привести ее сюда, не подстегивай тебя наш спор? — По его лицу вижу, что попала в яблочко. — Ну точно! Дело тут вовсе не в пари. Ты используешь меня, чтобы подталкивать себя самого!
— Я могу привести Айви сюда, когда захочу!
— Так почему не приводишь?
— Ты знаешь почему! Суть не в том, чтобы просто сделать это, а в том, чтобы сделать это правильно. Так, чтобы родственнички из моей восходящей линии не перехватили ее.
Я уверена, что одерживаю верх в этой пикировке, как вдруг допускаю промах. Это сущая мелочь — неловкое подергивание плечами, но, как я уже сказала, Аддисон всегда настороже, наблюдателен и восприимчив. На его лице зарождается улыбка и медленно, очень медленно расползается до ушей.
— О, да тут дело не во мне! — догадывается он. — Тут речь о тебе. О тебе с Айзеком.
— Понятия не имею, о чем ты.
И опять мое тело выдает меня.
— Рокси, уж не влюблена ли ты?
Что за абсурдная идея! Более чем абсурдная! Я отказываюсь даже прислушаться к ней. И поэтому не отвечаю, просто встаю в знак протеста.
— Ну ты и скотина! — цежу я и быстро шагаю к перилам террасы, отгораживающим Праздник от нижнего мира. Но Аддисон увязывается за мной, и, хотя я ожидаю, что сейчас он примется раздувать свои смехотворные обвинения, он этого не делает. Наоборот, тихо говорит:
— Я прав, верно?
И хотя я раньше отрицала это — не только перед Аддисоном, но и перед самой собой, — частичка меня понимает, что он прав. Мои чувства к Айзеку выходят далеко за рамки того, что я должна чувствовать. За пределы моей зоны безопасности. И я знаю, почему Аддисон не дразнит меня больше. Потому что понимает, насколько это серьезно. Насколько опасно. Это может всё изменить для меня и не обязательно к лучшему.
— Айзек знает, что ты такое на самом деле? Чем занимаешься? Он знает, насколько ты токси…
— Слушай, заткнись, окей? — огрызаюсь я. — Он знает столько, сколько положено. И какие бы чувства я к нему ни испытывала, они не помешают мне выиграть наш спор.
И я его выиграю. Хотя бы просто ради того, чтобы доказать Аддисону, что такие бессмысленные и мимолетные вещи, как чувства, не имеют надо мной власти.
Аддисон пробует положить мне утешающую руку на плечо, но я стряхиваю ее. Мне только его жалости не доставало! Но в одном он прав. Я токсична. И теперь меня сжигает мой собственный яд, ибо никто, ни Аддисон, ни остальные, никогда не сможет понять, что часть меня сейчас живет там, в нижнем мире. Я вглядываюсь в блистающую ночь, как громом пораженная этой мыслью. У каждого из нас есть срок годности. Возможно, моя история закончится именно так, и вскоре я превращусь в легенду. В темный призрак, запертый в клетке где-то там наверху, как Льюд. Кошмар кошмаров.
Ты терпишь каждое мгновение своего существования, потому что знаешь, что в нем есть нечто большее, чем та цель, ради которой тебя создали. А потом эта побочная задача становится главной. И что происходит, когда все это обращается на себя само и ты вдруг с горькой иронией понимаешь, что существуешь ради разрушения того, чего тебе хочется больше всего на свете?