Угрюмая женщина с лицом в тон её серой форме проверила наши посадочные талоны, и мы пошли по рукаву, протянутому в самолёт. Удушливо воняло резиной, стены гармошкой слегка подрагивали, как в автобусах пчелиной расцветки из моего детства. Я нервничала, никогда не любила летать, а впереди целых десять часов в небе. И намертво приклеенная улыбка стюардессы не смогла меня успокоить, точнее, она сделала только хуже. Уже в самолёте мы поняли, что нам достались разные места. У меня и без того глаза были на мокром месте и это стало последним штрихом.
- Давай попросим поменяться! – я очень старалась сдержать слёзы.
Артём взъерепенился.
- Перестань! Вечно сопли мажешь! Там мать сидит с ребёнком, ей что теперь малыша бросать? – и Артём стал пробираться сквозь толпу в хвост самолёта.
- Моя хорошая, у вас двенадцатое место? – я обернулась. Женщина лет семидесяти с ярким шёлковым тюрбаном на голове и почему-то в чёрной футболке с Цоем на груди, улыбнулась мне так ласково, что жалость к себе подступила к моему горлу истерическими рыданиями. Но я кивнула, прикусив губу, и пряча свои красные глаза, юркнула к иллюминатору. Бабушка села рядом со мной, а место возле прохода занял тощий подросток с длинными волосами, словно вымазанными жиром. Прямо юный Северус Снейп, в огромных наушниках, которые вместе с ушами, закрывали и половину его прыщавых щёк. Спустя несколько минут, когда самолёт покатил с места стоянки к взлётной полосе, я неосознанно вжалась в сидение, схватившись за подлокотники.
- Ух, сейчас будет как на весёлых горках! – засмеялась моя соседка и ласково похлопала меня по руке.
Я вымученно улыбнулась и закрыла глаза. Когда мне плохо или страшно, я должна пережить это в одиночестве. Самолёт оторвался от земли и начал набирать высоту, мы сидели в носовой части, что позволяло мне украдкой наблюдать за белокурой стюардессой с внешностью модели и рыжим конопатым стюардом с надменным выражением лица. Они сидели в своих креслах, пристёгнутые крест - накрест. Почему-то подглядывание за ними меня успокаивало, казалось, если они спокойны и мило общаются, значит, полёт проходит нормально.
- Коля! Да выключи ты эту тарахтелку, уже голова квадратная! – я обернулась, моя пожилая соседка грозно шипела на прыщавого подростка в наушниках, в ответ тот скривился, но сделал плеер тише. И, действительно, всё это время я тоже слышала неясную какофонию из басов и ударных, но звук растворялся в гуле турбин и уже воспринимался мною, как часть окружающей действительности. Неужели это бабушка и внук? Только сейчас я поняла, что больше всего смущало меня во внешности этой женщины. Вовсе не подростковая футболка, а глубокие тени под глазами, острые скулы, кажется, того и гляди порежешь палец и бледная, отливающая болезненной синевой кожа. Думаю, всё это объясняло шёлковый тюрбан на её голове.
Наконец табло «Пристегните ремни» погасло, а бортпроводники поднялись из своих кресел и задёрнули шторки в салон. Высота набрана. Я, привстав на сидении, обернулась, стараясь разглядеть Артёма. Почти в самом хвосте я увидела его чёрную кудрявую макушку, он спал, прижавшись виском к иллюминатору. Тогда я достала из пластикового пакетика, которые перед взлётом раздавали бортпроводники, одноразовые наушники и открыла на экране, встроенном в спинку переднего сиденья меню. Надо найти какой-нибудь хороший фильм, а потом принесут обед и всё окончательно наладится.