Выбрать главу

========== Танец на долгую память ==========

Ночи в актерском лагере никогда не бывали тихими, особенно это было заметно во время вечерних мероприятий.

На сцене, смеясь и улыбаясь, подпевая играющей из колонок мелодии, прыгали почти все одноклассники Аники, в то время как она сама стояла в стороне. Раздражение накатывало волнами, а обида жгла все изнутри, из-за чего слезы, уже подступившие к глазам, готовы были пролиться и тем самым испортить весь макияж.

С моря подул прохладный ветерок, всколыхнувший ее идеально уложенные ради этого вечера локоны, и Аника провела руками по оголенным плечам в тщетной попытке согреться. Какой смысл был ей наряжаться? Для кого? Какой толк в шикарных нарядах и дорогой косметике, если всем плевать? С чего она решила, что этот вечер будет хоть чем-то отличаться от всех предыдущих? Ничем. Она все так же одна. Впрочем, может быть, она сама в этом виновата, но последовать совету матери и «быть проще» она не могла. И хотела бы, но… что-то все время мешало.

Решив, что с нее довольно, Ника развернулась, чтобы уйти, но была схвачена за руку.

— Никки, неужели ты уходишь?

Она обернулась и, увидев Джеймса Хастрингса, местную «звезду», который, впрочем, пользовался популярностью и в школе, удивленно приподняла бровь.

— Надоело чувствовать себя чужой на этом празднике жизни.

— Так зачем ты тогда стоишь здесь, в стороне? Останься! Пойдем к нам, повеселишься, потанцуешь.

Ей этого хотелось. Безумно хотелось, но…

— У меня идея получше. Я пойду туда, куда собиралась, а ты вернешься на сцену.

Она ненормальная. Точно. Потому что только ненормальная могла отвергнуть такое предложение и снова пойти вразрез со своими желаниями.

— Хорошо, я отпущу тебя… Но не раньше, чем ты станцуешь со мной один раз, — и Джеймс, не слушая более ее возражений, повел ее на танцпол, где встал в самый центр.

— А Летс не будет ревновать? — резонно уточнила Ника, посмотрев в сторону нынешней пассии Джеймса.

— Не будет, — Хастрингс усмехнулся и взъерошил волосы свободной рукой. Вторая все еще сжимала запястье Аники. — Ну же, Никки, расслабься! Почувствуй ритм, двигайся!

Однако что бы ни говорил Джеймс, она все еще чувствовала себя неуютно. А потому ее движения (да, она все-таки поддалась) были скованными, лишенными жизни. По крайней мере, до конца первой песни.

— Это не считается, — усмехнулся Джеймс. — Брось, Никки, ты была похожа на замороженную рыбину.

Она раздраженно закатила глаза. Парочка совсем не лестных эпитетов в адрес Джеймса так и норовили сорваться с ее языка. Она уже готова была просто вырвать свою руку из его и уйти, не слушая его возражений, но…

Стоило ей услышать первые аккорды песни, которую она так обожала, под которую так часто танцевала перед зеркалом, и ее желание сопротивляться испарилось, как не бывало. Словно двигаясь в такт песне, она подняла взгляд, посмотрела прямо в глаза Джеймсу, который, словно завороженный, мягко выпустил ее руку. Но Ника и не собиралась уходить. Наоборот! Резкий поворот, который так соответствовал мелодии, медленной лишь в самом начале. Аника совершенно забылась, утонула в этом ритме, который будоражил ее кровь, направлял ее, даря удивительное ощущение кайфа от резких, но в то же время грациозных движений. Джеймс подхватил ее танец почти сразу, превращая сольное выступление в парное. Он словно заразился ее энергией, и остановиться уже не хотелось ни одному из них, да и не было в этом смысла. Конечно, они уже не обращали внимания на то, что все остальные столпились вокруг них, не двигаясь, наблюдали за Аникой и Джеймсом. А они, казалось, были сосредоточены только друг на друге. Алое платье Ники взлетало во время каждой поддержки, каждого поворота, и она, если бы не была так увлечена танцем, наверное, порадовалась бы тому, что надела под него кружевные шортики. На танцполе сейчас не было девушки-одиночки Аники и школьного короля Джеймса, они словно слились в одно целое. В каждом их шаге, каждом взгляде друг на друга было то самое пламя, которое делает танец живым и позволяет зрителям почувствовать нужные эмоции. Это было похоже на историю, и Аника то отталкивала Джеймса, то заставляла следовать за собой, то прижималась к нему, словно говоря «Не отпускай меня никогда!», то вырывалась. Непосвященный человек, увидевший их, наверное, подумал бы, что они действительно пара, потому что, казалось, такую страсть невозможно было сыграть, но и Аника, и Джеймс лишь поддались мелодии. Песне, которая, на самом деле, и на танец-то не была рассчитана.

На последнем аккорде они замерли так же резко, как и начали. Взгляд глаза в глаза, ее рука на его груди, и Ника почувствовала его участившееся во время танца сердцебиение. Да она и сама еле дышала: ее легкие буквально сдавило от нехватки кислорода.

Первые аплодисменты, раздавшиеся из толпы, заставили Анику вздрогнуть, и резко одернуть руку. Волшебство момента разрушилось, разлетелось тысячей осколков, и девушку накрыло осознание того, ЧТО здесь только что произошло.

— На этом все? — прохладно уточнила Ника и развернулась, проигнорировав почти бессознательную попытку Джеймса схватить ее за руку.

Она уходила с гордо поднятой головой и идеально прямой спиной, надеясь, что оставшиеся крохи самообладания помогут ей «не потерять лицо». Все еще слегка шокированная, толпа расступилась перед Никой, позволяя ей уйти. Перешептывания, которые улавливал ее чуткий слух, раздражали, и все, чего она хотела в данный конкретный момент — тишины, нарушаемой лишь разбивающимися о пирс волнами.

Привычно махнув охраннику в знак приветствия, она прошла через калитку в заборе, который был призван не пустить обитателей лагеря на пляж в запрещенное время, особенно вечером и ночью. Нет, обычно эта калитка была закрыта, но тайная договоренность между охранником и Аникой давала ей некоторые привилегии. Она прошла на пляж, держа в руке снятые босоножки, высокие каблуки которых непременно бы увязли в мелком белом песке. Это место ей всегда больше нравилось именно таким: тихим и безлюдным, а особенно прекрасным оно становилось во время закатов и рассветов, когда солнце раскрашивает небо, море, да и все вокруг в ало-розовые тона. Она приходила сюда каждое утро и каждый вечер, встречала первые солнечные лучи и провожала последние, слушала шум прибоя, наслаждаясь алыми переливами, которые появлялись на ее волосах, стоило лучику попасть на них, морским воздухом и мельчайшими брызгами воды, которые, словно крохотные бриллианты, блестели на ее лице, когда какая-нибудь особенно крупная волна разбивалась о каменное основание пирса. Облокотившись о высокие деревянные перила, Аника закрыла глаза и словно выпала из реальности на какое-то время, вслушиваясь в шелест волн и погружаясь в воспоминания о сегодняшнем вечере. Ей понравилось танцевать, больше, чем понравилось. И, возможно, ее выводы были ошибочными, но ей понравилось быть в компании Джеймса. В ее голову даже закралась мысль о том, что после случившегося сегодня они смогут нормально контактировать. Впрочем, даже если общения не выйдет, Ника не будет переживать об этом.

— Так это сюда ты так спешила? — тихий вопрос, совершенно неожиданный, заставил ее вздрогнуть и резко повернуть голову в сторону спрашивающего.

— Джеймс? Ты что здесь делаешь? — да, она была очень удивлена тем, что он пришел сюда, и не скрыла бы этого, даже если бы очень захотела.

Окруженная ореолом лучей заходящего солнца, в своем алом платье и с развевающимися от морского ветра локонами, Аника напоминала Джеймсу богиню с какой-нибудь из иллюстраций «Мифов Древней Греции». Величественную и прекрасную в своем благодушии и убийственно опасную в своей ярости. Желание Джеймса рассказать Нике о цели своего визита резко испарилось. Но она ждала, а времени на придумывание чего-то правдоподобного у Джеймса не было.