— Что-то случилось? — не выдержала я.
Мама сняла фартук, аккуратно повесила его и посмотрела на меня.
— Вета! Я должна тебе сказать.
«О нет! — пискнуло что-то во мне. — Не надо!»
А ведь я ни о чем не подозревала, только сомневалась, даже не представляла возможности катастрофы.
Мама посерьезнела, потом улыбнулась и немного нервным голосом сказала:
— Понимаешь, жизнь есть жизнь. — Говорила очень быстро, чем-то напоминая мне Таню. — Что-то уходит, что-то появляется…
В дверь позвонили.
— А, — пробормотала мама. — Сейчас-сейчас. — Она поспешила в переднюю. Можно было подумать, что она ждала этого звонка. Ну, конечно, ждала, потому и прибирала на кухне, потому и осмотрела, все ли в порядке в квартире. У нас будут гости. Интересно, чем она собирается их угощать? Подгоревшими спагетти? Пятью тефтелями? Которые в мусорном ведре.
Я поставила в шкафчик остальные тарелки и услышала, как мама опять входит в кухню.
— Вета! — сказала она торжественным тоном. — Я вышла замуж. А это Виталий Скворцов.
Отступила в сторону, и из-за ее плеча выглянул улыбающийся мужчина. А она смотрела на него с гордостью и…
— Здравствуй, Вета, — сказал он.
Не знаю, чего они ожидали. Наверное, моей ответной улыбки и торжественного: «Поздравляю, желаю счастья в личной жизни!»
Но голос у меня пропал, а сердце провалилось куда-то в желудок. Потом задрожали руки, из глаз потекли слезы. Крупные, как бусинки маминого ожерелья. Не тарелки, а они с грохотом разбивались о линолеум — я это слышала, клянусь!
— Что? — наконец выговорила я. — Как прекрасно! Нужно было заодно привезти и парочку детей, а то мне не с кем играть?
Не соображая, что делаю, я схватила сковородку и швырнула в кафельную стену. Мама словно знала и вымыла ее. Иначе томатный соус брызнул бы во все стороны, запачкав ее драгоценного Скворцова. А я выскочила на лоджию.
— Ветка! — крикнула мама.
В тот же момент я почувствовала, что сильные руки крепко схватили меня в охапку.
— Отстань! — крикнула я и тут же поняла, что это не мама.
От Виталия пахло хорошим одеколоном, а смотрел он на меня испуганно. Я вдруг все поняла. Наша лоджия не застеклена, и он испугался за меня, думал, что прыгну вниз.
— Отстаньте! — попыталась я высвободится, но он завел меня в комнату и только там отпустил, а потом торопливо закрыл дверь на балкон. Возле нас стояла Виля и смотрела на меня, поджав хвост.
— Вета, что ты? — мама тоже смотрела испуганно. — Разве это так…
Каждое ее слово больно ударяло в мои уши. Я проскочила мимо нее и убежала в ванную. Там села и заплакала, как никогда. Это было страшно. Перед глазами маячило лицо этого ужасного шатена с синими глазами и ямочкой на подбородке. Я ненавидела его. Его одеколон, его сильные руки. Ненавидела маму, всё на свете. И себя саму тоже, потому что не могла, как Татьяна, махнуть рукой на вчера и радоваться сегодняшнему и завтрашнему дню. Чувствовала я себя кошмарно и если бы могла это сделать в ванной комнате, то кинулась бы головой вниз с девятого этажа. Может, встретилась бы на том свете с Машей. Только кто будет заботиться о Виле?
Когда мама уговорила меня выйти, Виталия Скворцова в квартире уже не было. Но что это меняло? При одной мысли нем мне хотелось кричать. Мама поставила ширму, и я заснула на своем диване, прижимаясь щекой к мокрой подушке. В полусне мне казалось, что все происшедшее — это сон. А утром мама позвонит с моря и спросит: «Ну, как ты там? Готовь суп и утром и вечером звони бабушке».
3
Утром я выглядела ужасно. При виде опухших век и теней под глазами почувствовала себя еще хуже, чем вчера, если только это возможно. Только после душа стало мне легче. Из упрямства я решила ярко накраситься, хотя обычно пользуюсь разве что блеском для губ. Но сегодня мне хотелось выглядеть мрачно, я гладко зачесала волосы, гуще навела свои и так темные брови и ресницы, а губы накрасила коричневой помадой.
Хотя солнце светило, как и вчера, но вся красота дня угасла для меня из-за вчерашнего. Виталий Скворцов не был сном, это был нож, которым меня ударили в спину. Вчера он ушел — испуганный, рассерженный? — но он муж моей мамы, и никаким плачем от этого не избавишься. А меня предавала не только она, но и собственное тело — вдруг захотелось есть, ведь лапша и тефтели так и пропали в урагане скандала. С вздохом я вошла в кухню…