— Елизавета, я не понимаю, — недоверчиво протянул Скворцов.
— Ну конечно, откуда тебе знать?
Наступила тишина. Скворцов смотрел на меня и — я могла поклясться! — не верил ни одному моему слову. Или был удивлен и не знал, что и сказать. Его растерянность меня рассмешила. Но момент был слишком серьезный.
— Не веришь?
— Как-то не могу себе такое вообразить. Лена… твоя мама говорила о тебе с такой любовью и нежностью. И только хорошее.
Добрый человек, он пытался ее защищать.
— Я знаю. Но она меняется. Все время меняется. И чаще всего никакой нежности нет.
— Например?
Уже не сверлил меня взглядом, смотрел почти дружелюбно. Мое отчаяние немного утихло.
— Знаешь, когда-то я думала, что ее жизнь — это сказка. Ну, то есть, у нее есть все. А главное — я. И я старалась быть хорошей, очень хорошей.
Он кивнул.
— А потом она развелась с папой и очень изменилась. Мне было всего шесть лет, но я это поняла. Она рассказывала, почему они разошлись?
— Нет, а разве это какая-то страшная тайна? — пытался шутить, но в глазах была тревога.
— Нет, но почти никто об этом не знает.
— А ты мне скажешь?
— Конечно. Так вот, когда маме было шестнадцать, она встретила самую большую любовь своей жизни. Ты действительно хочешь это слушать?
— Да.
— Это был очень хороший и красивый парень на четыре года старше ее. Но он погиб. Утонул, спасая друга. Мама тогда очень страдала, решила, что жизнь для нее кончена. Занялась только учебой, никуда не ходила. И вдруг познакомилась с братом подруги. Он ее полюбил, очень хотел ей понравиться, хотел, чтобы осталась с ним. А ей было все равно. Кто-то сказал ей, что любовь, как клин клином, вышибают другой любовью. Она получила аттестат и тут же вышла замуж.
Скворцов кивнул несколько раз.
— Все это я узнала от бабушки. Она и дедушка возражали, не хотели такого брака, чувствовали, что все это не нужно. Тогда мама не стала приходить домой ночами. И им пришлось согласиться. Но ничего хорошего из этого не вышло, мама не любила отца, ушла от него через три месяца. Потом вернулась. Так они жили и, наконец, развелись. А я чаще всего была у бабушки и дедушки. Мама развелась, закончила институт и только тогда вспомнила обо мне. Нет, конечно, она приезжала, и привозила подарки, и была очень доброй. И я тоже старалась быть хорошей. Я-то ее любила. Только недавно поняла, что ей мешаю. Что ей все равно, люблю ее или нет.
— Ты все-таки ошибаешься, — сказал Скворцов. Конечно, сказал, чтобы что-то сказать, как-то отреагировать.
— Наверное, — притворно согласилась я. Знала, что на самом-то деле он мне верит. — Но знаешь, как мама представила мне тебя? Просто так. Открыла дверь и привела мужа. Как будто нельзя было по-человечески предупредить. Я всю жизнь старалась быть хорошей дочкой, чтобы ей было легче, чтобы она не чувствовала себя хуже кого-то. Ради тебя она прибрала на кухне и помыла тарелки. А ради меня?
— Какие тарелки?
— Обычные. Взяла и помыла.
Я прикусила губу. Нехорошо, я начинала жаловаться на маму.
— Тарелки моют, — растерянно сказал он.
— Дело не в тарелках. Можно было их помыть и рассказать о тебе. Хотя бы рассказать. Даже ребенка обычно готовят к такому. А мне уже шестнадцать.
— А мне уже тридцать четыре, — сообщил он с непонятным сожалением.
— Но выглядишь не больше, чем на тридцать. Хорошо выглядишь. Вы с мамой на море познакомились?
— Нет, я ведь живу здесь, только в Озерках. Мы знакомы год.
Вот и все. Так мы помирилась с этим замечательным человеком. Другой бы сердился и кричал, а он терпеливо и с пониманием выслушал меня.
Больше мы об этом не говорили. Пришла мама и увидела, что мы вместе смотрим телевизор. Она тут же, ни о чем не спрашивая, организовала чай. Мы ели бутерброды и пирожные, смотрели телевизор, все было, как в обычном семействе. Никаких драм, никакого скандала.
А потом был самый настоящий сюрприз.
— Кто-то хотел поехать на море? — спросил Виталий, с улыбкой глядя то на меня, то на маму.
Я не поверила своим ушам. Так мама не шутила перед тем, как представить мне его?
Оказывается, мы четверо сейчас же, ну, вот прямо сейчас садимся в машину и едем. На море!
Невероятно! Фантастично!
4
Мы великолепно отдохнули и за две недели стали такой дружной семьей, как будто никогда не было моих кошмарных слов, а Скворцов был уже год знаком не только с мамой, но и со мной, и даже с Вильгельминой. Он подарил мне кулон — небольшую золотую цепочку с четырехлистным клевером из травянисто-зеленого нефрита. Амулет на знак примирения и вечной дружбы.