— Вадим!
Он обернулся. Лицо беспристрастное, но в глазах беспокойство. Я шагнул к нему, протянул руку.
— Здравствуй, Вадим.
— Привет, пап.
Его рукопожатие оказалось сильным, не вялая ладошка, которая больше похожа на дохлую рыбу, а настоящее мужское пожатие. Внутри у самого сердца возникло маленькое чувство гордости, мой сын стал взрослым и, не смотря на моё отсутствие, рос мужчиной.
— Пап, я к тебе недели на три. Не возражаешь?
Я кивнул, принимая его решение безоговорочно. Три так три, время тут не имеет значения, важен факт — он приехал ко мне.
— Где твои вещи?
— Да у меня тут всё… — он дёрнул плечом, на котором висел тощий серый рюкзак. Ну да, а я чего ждал? Кучу чемоданов? Он же не девчонка, в конце концов, чтобы возить с собой половину своего гардероба.
— Ну, нормально. Пойдём?
— Пойдём.
В автобусе мы ехали на задней площадке, касаясь друг друга плечами. Я искоса поглядывал на него. Как же он возмужал и уже, наверное, бреется. А на кого больше похож? На меня или на бывшую? Нос, глаза, очертания скул… В мать. Лицом в мать, меня почти нет, если только самую чуточку изгибом губ и формой бровей. И всё равно… Мне захотелось крикнуть на весь салон: смотрите, это мой сын. Мой сын!
Возле дома нас встретила Люська. В руках она держала корзину, прикрытую белым платком, и я даже побоялся представить, чего такого вкусного она там прятала. Люська улыбалась, а взгляд её сочился любопытством.
Я кивнул небрежно:
— Вот, сын приехал.
Люська обволокла Вадима глазами, пропустила через внутреннюю оценочную таблицу и сказала удовлетворённо:
— Весь в отца.
— Ты просто мать не видела, — ответил я.
Она вскинулась бровями, дескать, вам виднее, и протянула мне корзину.
— Я тут сырников напекла. Мой Лёшка всё одно в отъезде, а вам в самый раз. Варенье у тебя есть?
— Стоят какие-то банки в подполье.
Я принял корзинку. Тяжёлая. Не удивлюсь, если кроме сырников под платком сыщется ещё что-то.
Распрощавшись с Люськой, мы вошли в дом. Вадим едва не стукнулся головой о притолоку; посмотрел на неё с обидой и чуточку брезгливо, нагнулся, перешагнул порог. От общего вида комнаты брезгливость с лица не исчезла, оно и понятно, с момента моего приезда в доме ничего не поменялось: всё те же диван, комод, двустворчатый посудный шкафчик без одной дверки. У панно Вадим остановился, стал разглядывать фотографии, усмехнулся, перевёл взгляд на стену.
— Ролики? Пап, ты зачем их сюда повесил?
Я махнул рукой. Время поджимало, опаздывать на очередное литературное собрание не хотелось, поэтому я сказал торопливо:
— Потом. Гляди сюда: спать будешь в сенях на раскладушке. Извини, но иного варианта не предусмотрено. Знаком с её устройством?
— Знаком.
— Дальше. Все продукты в шкафчике, вот здесь. Готовлю я из расчёта на один раз, захочешь сам что-то приготовить — без вопросов. Умывальник у беседки, вода в колонке через дорогу, остальные удобства тоже на улице. Баня у соседей…
— Пап, ты куда-то спешишь?
Хороший вопрос. Я остановился. Ко мне приехал сын, мы не виделись несколько лет, у нас есть о чём поговорить, есть что рассказать друг другу. Спешу ли я?
— В общем-то… да. Тут есть литературный клуб. По четвергам у них собрания, — я посмотрел на часы. — Через час. Не хотелось бы опоздать.
— Ты по-прежнему пишешь?
Снова хороший вопрос, и отнюдь не риторический, и, как мне показалось, с лёгким сарказмом. Бывшая никогда не одобряла моих литературных попыток и частенько посмеивалась над ними, сын, видимо, перенял не только внешность матери, но и её взгляды.
— Пишу, — ответил я с некоторой долей вызова в голосе и посмотрел на Вадима, ожидая его реакции.
Реакции не последовало. Вадим и не думал подшучивать надо мной, во всяком случае следующий его вопрос прозвучал неожиданно.
— Слушай, пап, а можно с тобой?
— Со мной?
— Ну да. У нас в институте ребята тоже организовали литературное общество, название у них ещё такое смешное: «Туманные ёжики». Читают стихи, прозу, я иногда захожу и мне нравится. Забавно.
Забавно? Никогда не думал, что литература — это забавно, разумеется, я не имею ввиду тот ширпотреб, который в огромном количестве выкладывается на страницы литературных сайтов. Вот это действительно забавно. Впрочем, то, что я слышу на местных собраниях, часто тоже можно назвать забавным…
— Я не против, сын. Если хочешь — пойдём. Ты сам-то писать не начал?
— Нет, пап, я читатель, ну разве что немножечко критик. Совсем немножечко.
— Тогда поторопимся, критик. Писатели ждать не любят.