— Даинагон. — Она отвернулась от меня, глядя на дорогу. Я дотронулась до края ее рукава. — Даинагон, мне следовало войти?
Она повернулась и взглянула на меня. Ее лицо снова было прекрасно своей суровой красотой, хотя в глазах затаилась усталость.
— Нет, — тихо ответила она. — Это ничего бы не изменило.
Всю оставшуюся дорогу, пока не въехали в ворота Сохеки, мы просидели в молчании.
— Я не желаю видеть Изуми, — сказала я, — и уверена, что она тоже не хочет видеть меня. Но я пойду к ней, если вы скажете, что это нужно сделать.
Даинагон выглянула из окошка экипажа.
— Это вы должны решить сами, — произнесла она.
Вечер того же дня. Я написала Масато, что скучаю по нему. Старалась, чтобы письмо не выглядело просительным, но в то же время надеялась, что он поймет, как я в нем нуждаюсь. Поддерживая легкий тон, я чередовала светлые и темные строки в игровой манере флиртующей женщины.
Я думала о твердых, как стекло, полях, и продолжала изучать «Книгу перемен». Каждый раз новые неясности, новые откровения.
— Изморозь под ногами является предвестником твердого льда. Будьте особенно осторожны. Вероломное убийство правителя его министром не из событий только одного дня и одной ночи. Предпосылки накапливаются постепенно, и, хотя на них давно следовало обратить внимание, их не заметили и вовремя не приняли необходимых мер».
Можно ли с помощью этой книги научиться действовать надлежащим образом? Может ли она остановить нашу руку, прежде чем она успеет нанести вред?
Канецуке понял бы это. У него более острый, чем у меня, ум. Возможно, это предостерегло бы его относительно Изуми. А может быть, это побудило бы его противиться жестокости, которая заставляет его причинять мне боль. Я пошлю ему эту Книгу — нет, я попрошу Изуми взять ее с собой, когда она поедет в Акаси.
Ирония ситуации доставила мне удовольствие. Она может отказаться, но это не имеет значения. Я соберусь с духом и отдам ей рукопись.
Я купила копию «Книги перемен» у торговца китайскими книгами на Восточной рыночной площади. Но там произошло нечто такое, о чем мне страшно рассказывать.
Какой странный мир — это обширное место для торговли, где мужчины покупают и продают с шумной свирепостью и их голоса звучат, как карканье стаи ворон. Я думаю об этом даже сейчас, когда так страдаю.
Чтобы не привлекать к себе внимания, я наняла скромный экипаж и выехала из дворца рано утром, в час Дракона. Я взяла с собой только одного сопровождающего, чтобы как можно меньше людей были осведомлены о моих делах. Мы выехали через ворота Судзаку по дороге, вдоль которой росли ивы и стояли большие, как дворцы, дома.
По мере продвижения на юг город менялся. Я никогда не бывала на улицах, которые располагаются за границей Шестого района; все здесь выглядело ново и странно для меня. Дома стояли очень близко друг к другу, как зрители на параде, улицы были заполнены людьми и разнообразными экипажами и повозками. Мужчины шли, покачиваясь под тяжестью грузов, которые искривили их тела. Издали они напоминали фантастических животных: я видела неуклюже передвигавшийся сноп соломы, пару тощих ног, переносивших кучу морских водорослей, головы, над которыми оленьими рогами ветвился хворост или колыхались пальмовые листья.
По мере того как мы ехали дальше, становилось все шумнее и грязнее. Призрачные тени появлялись и исчезали в людском водовороте.
Но как живо все это было, как естественно! Казалось, будто тот молчаливый мир, из которого я пришла, мир, где мужчины и женщины скользят беззвучно мимо, а торгуются шепотом, — настоящее царство призраков, а здесь место жизни.
Один из друзей рассказал мне о магазине, в котором торговали китайскими книгами об учении инь и ян. По его словам, магазин находился на узкой улочке недалеко от Восточной базарной площади. Мы остановились рядом с этой площадью, потому что ехать дальше сквозь толпу было невозможно. Я велела своему сопровождающему довести меня до магазина, который мы нашли без труда. Я шла, закрыв лицо веером и приподняв края одежды, и старалась не замечать направленных на меня со всех сторон любопытных взглядов.
Когда мы огибали площадь, я успела заметить конюшни и старое вишневое дерево — место, где плеткой наказывали осужденных. Я где-то читала об этом. Дерево оказалось не таким красивым, как мне представлялось, но, возможно, так и должно быть. В тот день телесных наказаний не проводили, казалось, будто даже дерево было благодарно за оказанную милость, и его лепестки свободно кружились в воздухе и падали, куда им заблагорассудится.