Однако я испытывала некоторое удовлетворение от мысли, что Даинагон услышала о нем. Мне доставляло удовольствие говорить о нем намеками, чувствовать его присутствие в оттенках цветов рядом с собой.
— Он вовсе не поклонник, — запротестовала я. — Вы не должны говорить о нем в таком тоне.
— Но вы любите его.
— Да. — С каким удовольствием я это произнесла, с удовольствием, в котором я призналась только себе самой.
— Любя его, вы должны его защитить.
— От кого? — спросила я, зная ответ.
— От себя самой.
— Неужели я так опасна? — Это была правда, но услышать ее от Даинагон оказалось больно.
— Он молодой человек, только начинающий делать карьеру.
— Он не такой честолюбивый, как некоторые мужчины.
— Я знаю, — сказала она. — Это редкость, чтобы человек его положения тратил время с предсказателями.
— Он не предсказатель будущего. Он ученый. Он учился в Китае.
Даинагон засмеялась.
— Да? А зачем? Ну, во всяком случае, он может стремиться получить подходящую должность. А вы, — добавила она, хлопнув меня веером по руке, — не должны ему мешать.
— Почему бы я стала ему мешать?
Она посерьезнела.
— Вы, может быть, и нет. Но слухи о вас ему помешают.
— Какие слухи?
Она понизила голос.
— Ходят разговоры, что вы и он вмешиваетесь в чужие дела с помощью книги о магии.
Изуми распустила этот слух, у меня не было сомнений. Должно быть, она слышала о моих встречах с Масато и связала его имя с «Книгой перемен». Какую ошибку я совершила, придя к ней с этой книгой! Неужели ей могло прийти в голову, что Масато уговорил меня отправить книгу Канецуке? С какой целью?
— Мы не вмешивались в чужие дела ни при помощи чего-то, ни при помощи кого-то, — сказала я. — Мы говорили только о том, что касается нас.
— Но слухи…
Я прервала ее, не дав закончить:
— А вот они меня не касаются. — Но это не было правдой.
— Коснутся, если причинят ему вред. — Она поднялась и пристально посмотрела на меня. — Я советовала вам выразить симпатию Изуми. Вы этого не сделали, и вам придется принять последствия. Она будет вредить ему, так же как вредит сейчас вам, если сможет.
Даинагон была права. При этой мысли я задрожала.
— Что мне делать? — спросила я.
— Порвать с ним, — ответила она, — по крайней мере, на время. И таким образом лишить Изуми возможности навредить ему.
— Если то, что вы сказали, правда, она уже сделала это.
— Вот почему я говорю сейчас с вами. — Она взяла меня за руку. — Порвите с ним. Если вы любите его, вы его оставите.
Я опустила руку и повернулась лицом к стене.
— Я хочу побыть одна, — сказала я и услышала удаляющийся шум ее одежд.
Я неподвижно сидела в своей комнате, до тех пор пока не стало так темно, что я едва различала лежавшее рядом письмо.
Неужели я такая испорченная, что разрушаю все, к чему прикасаюсь? Следует ли мне украсить себя ивовыми прутьями, чтобы отогнать тех ослепленных, кто еще не осознал моей порочности? Должна ли я закутать свое тело в черный шелк, подобно плакальщикам на дороге в Адасино? Надо ли мне настаивать, чтобы люди вставали в моем присутствии, потому что сидеть рядом со мной опасно, опасно лежать рядом со мной, опасно общаться с женщиной, кровь которой начинает течь быстрее, только если она приправлена ревностью и ложью?
Я отказалась от своего сына еще до того, как он встал на ножки, поэтому я не смогу его испортить. Я бросила его, когда он еще не умел ходить, поэтому мои несовершенства и изъяны не окажут на него влияния.
Я бросила его отца, который так же хорошо, как я, знал мою способность причинять вред. Мне посоветовали бросить Канецуке, хотя в душе он мой двойник, он равен мне во всем.
А теперь мне советуют порвать с этим мальчиком, который составляет единственное мое счастье, с мальчиком, который любит меня со всей мудростью неведения, хотя и не признается в этом.
Я зажгла лампу и развернула письмо. Вдруг оно поможет мне сделать выбор? Он скажет, что передумал, что я слишком сложна для него, слишком беспокойна. Он слышал о Канецуке и о моем жестоком соперничестве с Изуми, о моем двуличии. Наши отношения не приведут ни к чему хорошему.
Но письмо не принесло мне облегчения. Оно лишь усугубило положение вещей.
Он писал, что скучает, что не может спать и вспоминает о том, как мои волосы, подобно траве, обволакивали его. Его матери значительно лучше. Через несколько дней она вместе с отцом уедет в Исияму, чтобы вознести благодарственные молитвы за ее выздоровление. И он останется один в своем доме в Четвертом районе.