Он стая хватать ртом воздух, содрогнулся и прорычал:
— Ты что сделала?
Не успев ни ответить, ни обрадоваться своему избавлению, она лишилась сознания, в то время как его бесчувственное тело продолжало лежать на ней, заливая кровью ее одежду, ее саму и подушки кресла Морриса, в котором
относимый безжалостным отливом все дальше от берега.
В очередной раз хватая воздух после отхлынувшей волны, он заметил слева на берегу зеленый коттедж Альбертины.
В голове застучала мысль: «Увижу ли я ее когда-нибудь вновь?» И в сердце начал заползать страх.
Пытаясь подавить это губительное чувство, он зарылся лицом в волны и так отчаянно заработал натруженными руками, что коттедж стал увеличиваться в размерах, по мере того как он продвигался к спасительной отмели, на которой его ноги нашли бы опору. Но, как только сердце стало наполняться надеждой, измученное тело дало знать: «Я не смогу это одолеть!» Сразу налетело отчаяние, сковавшее мышцы и разорвавшее нервы. «Помогите!» — пытался крикнуть он, но налетевшая волна захлестнула горло и накрыла его
сюда слетались лесные птицы, и их голоса вливались в общий хор. Вскоре весь луг звенел от птичьего пения.
Восходящее солнце обрушивало на луг каскад красно-золотых лучей, гасивших своим светом пронзительную зелень трав.
Для него не было ничего прекраснее этого тайного убежища, которое они с Альбертиной открыли и которым очень дорожили. «Это все мое! — прокричал он небесам, — птицы, неугомонные лягушки, склоненные деревья, звезды, исчезающие в свете дня, и даже это солнце, отодвинувшее своим шествием по небу все горести и печали! Посмотри, как оно прокладывает свой путь, диктуя теням, где им падать». Упиваясь радостью обладания лугом и глядя, как деревья завлекают птиц вернуться на свои пышные груди, когда над лугом опускалась залитая солнцем благодать, он думал: «Я должен подняться подобно солнцу, рассеять ночь, поселить мир на этом лугу и построить здесь убежище для Альбертины, чтобы выманить ее из того одинокого дома на краю штормового моря. В жизни царствует солнце, а не вздымающие океан бури и грозы»
— Вы думаете, в «Кинетик» захотят опубликовать ее?
— Я для того и существую, чтобы они захотели. Не все же время печь один грензлерский роман за другим. — Она быстро спохватилась и добавила: — Мне не следовало так говорить. Забудем об этом.
— Я запомнил только то, что вы опубликуете мой роман.
— Да. «Кинетик» опубликует «Цистерну» и «Калейдоскоп», хотят ли они этого или нет.
В 1988 году «Кинетик» переживало лихорадочный издательский сезон, за которым я следил с большим вниманием. Как и ожидалось, седьмой грензлерский роман Лукаса Йодера под названием «Поля», изданный в янтарного цвета обложке с изображением обширных ланкастерских ферм, пользовался огромным успехом. За его первым тиражом в 750 тысяч экземпляров вскоре последовал второй, в четверть миллиона. Он получил премии в четырех странах и был немедленно переведен на одиннадцать языков, оставаясь при этом одуряюще скучным.
Сенсацией сезона, конечно же, стал вышедший в свет «Калейдоскоп» Тимоти Талла, представлявший собой случайный набор отдельных страничек. Они были связаны между собой общим фоном, узнаваемыми персонажами и идейной направленностью, но сюжетная линия отсутствовала. Помещенный в красивую коробку с ярким изображением калейдоскопа на крышке, он быстро расходился в книжных магазинах и определял главную тему разговоров, как только попадал к читателю.
Люди ругали и поносили его, насмехались и возвращали «Калейдоскоп» в магазины, но не переставали обсуждать новый роман. Молодежь угадала, что хотел сказать их современник, и приветствовала его дерзкие усилия. На телевидении Джордж Уилл приводил «Калейдоскоп» как доказательство того, что американское общество скатывается к полному вырождению, а Билл Бакли утверждал, что аятолла указал на него как на писателя, противного Аллаху. У карикатуристов был праздник, особенно у провинциальных. На одной из таких карикатур Лев Толстой в мужицком одеянии и меховой шапке подводил пару читателей к огромной куче листов рукописи с пометкой «Война и мир» и говорил: «Берите охапку».
Опытная Ивон знала, как поддержать кипение страстей. Она дирижировала за кулисами усилиями рекламного отдела издательства, организуя высказывания в поддержку книги. Она же набросала заявление, которым, по ее расчетам, должен был воспользоваться Лукас Йодер, давая собственную оценку книги: «Америке нужны смелые молодые голоса, и я рад, что один из моих земляков, Тимоти Талл, выступил со своим видением современного мира».