Эмма спросила:
— Вы собираетесь уходить из «Кинетик»?
— Не сейчас, — ответила Ивон, — но, если дела пойдут плохо, мне придется бороться за себя. И тогда ваш муж будет мне спасательным кругом. Так что берегите его, пожалуйста.
Откровенное признание тронуло Эмму, и она, расчувствовавшись, сказала:
— Вы обязательно должны быть завтра с нами возле Ланкастера, где будут снимать фильм по книге.
В ответ я пригласила Йодеров на обед, который давала вечером следующего дня.
— У меня много работы, — попытался было отказаться Лукас, но, когда я объявила, что он состоится в ресторане «7+7», Эмма воскликнула:
— Это будет чудесное пиршество! Мы приедем обязательно.
Когда Ивон призналась, что замышляет купить здесь дом, Йодеры сказали ей:
— Прежде чем подписывать какие бы то ни было бумаги, надо, чтобы дом посмотрел Герман Цолликоффер. Он — гений в этом деле. — Убедившись по телефону, что «большой немец» находится дома, Йодеры отправились с нами на его ферму, расположенную неподалеку и считавшуюся лучшей в округе.
Узнав, что Ивон интересуется старым домом Хертцлера, Цолликофферы не смогли скрыть своего возбуждения:
— Он построен на редкость искусно и добротно. Полы там не будут скрипеть.
Мы приехали туда, и Герман с Лукасом обследовали абсолютно все: крышу, канализацию, подвал, водопровод, электропроводку. При этом Эмма ходила за ними и фиксировала, что требовалось отремонтировать перед вселением. Наблюдая, как эти дотошные немцы суют нос в такие места, о существовании которых я даже не подозревала, я начинала понимать, каким образом их кропотливым предкам удалось создать столь приспособленный для жизни город, как Дрезден.
Убедившись, что все мелкие изъяны в доме могут быть легко устранены, мы уже вшестером приехали в офис фирмы по торговле недвижимостью «Траксель энд Бинген», где старший компаньон сообщил Ивон:
— Вы можете приобрести его за двести сорок тысяч.
И Цолликоффер тут же спросил:
— Это включает участок через улицу? — Когда Троксель кивнул, Герман прошептал: — Это грабеж. Предлагаем двести тысяч, но только при условии, что Хертцлеры возьмут на себя весь необходимый ремонт.
Троксель обещал, что обдумает это предложение и посмотрит, примут ли его Хертцлеры, но Герман предостерег:
— Будьте осторожны. Хертцлеры коварные и упрямые люди.
Когда же Троксель удивился:
— А откуда вы их знаете? — Герман объяснил:
— Моя тетка замужем за одним их них. — Когда среди нас раздались смешки, он сказал, сурово нахмурив брови: — Не смейтесь. Откуда, вы думаете, у Хертцлеров взялись деньги на постройку понравившегося вам дома? Им выплатили огромную страховку — вот откуда.
За этим последовала деревенская байка, которая показалась бы чистейшей выдумкой, если бы фигурировавшая в ней жена не была его теткой, вышедшей замуж за Хертцлера. Вот как об этом рассказывал Хертцдер: «Еду я со своей хозяйкой на своей колымаге по проселочной дороге, и вдруг сзади нас ударила огромная черная машина. Да так, что мы оба летим на землю. И, когда я увидел, что моя жена лежит без сознания, а богатеи в машине со своими огромными страховыми полисами не смотрят на нас, мне хватило ума взять и разбить ей лицо».
ЧЕТВЕРГ, 31 ОКТЯБРЯ. Этим утром Оскар подбросил меня до гостиницы «Дрезденский фарфор», где я встретилась с Ивон и Йодерами, и на их старой машине мы двинулись на юг. Мой автомобиль они отвергли, сказав, что на дорогах амишей большой «кадиллак» рядом с их колымагами будет выглядеть смешным.
С Эммой за рулем, Ивон на переднем сиденье, Лукасом и мной, занятыми разговором на заднем сиденье, мы направлялись к месту съемок на грунтовой дороге, что восточнее Ланкастера.
Над съемкой простой сцены в поте лица трудились больше восьмидесяти человек, каждый из которых вносил свою лепту в создание образа тихой фермы амишей в один из октябрьских дней 1880 года. В объективы камер должна была попадать только местность, находившаяся севернее проселочной дороги, где не мешали телефонные провода.
Основной дубль, как они называли это, был несложным — так, по крайней мере, казалось нам, зрителям, хотя никто из нас не мог привязать его к какому-то конкретному эпизоду из книги. Но помощник режиссера объяснил:
— Нам нужна сцена, олицетворяющая пуританство деревенской жизни амишей, и наши сценаристы написали ее. Она не только впечатляет, но и способствует развитию сюжета. Справа налево по дороге проследует традиционно черная коляска с холеной лошадью, правит которой молодой амиш в подтяжках. Рядом с ним сидит его жена. Вдали слева камера выхватит коляску поменьше. В ней сидит один ездок. Он мрачен и не носит подтяжек. Его коляска пройдет совсем рядом с камерой, чтобы мы могли разглядеть суровое выражение его лица.