В этом мне помог мой дядя Юдах — портной, любивший книги. Это он распознал происшедшую во мне перемену:
— В библиотеке полно книг для: таких девочек, как ты.
И, когда я спросила каких, он принес мне по своей библиотечной карточке «Энн из Грин Гейблз».
— Она произведет на тебя незабываемое впечатление, Шерл.
— Мне не нравится, когда меня называют Шерл.
— Прости. Я не буду больше так тебя называть. Но это действительно хорошая книга, Ширли.
Я взяла ее в руки, взвесила и сказала:
— Тяжелая и, кажется, очень длинная. Не думаю, что она мне понравится.
Он едва сдерживался, чтобы не отшлепать меня:
— Ты слишком маленькая и глупая, чтобы делать подобные ни на чем не основанные заявления. Прочти книгу, она тебе понравится.
— Ты прямо как мама, — засмеялась я. — «Съешь, тебе понравится».
— Ну и тебе ведь действительно нравится.
— Если вкусно, да.
— Эта книга будет очень вкусной.
Вместе с этой книгой, лежавшей на гипсе правой руки, а переворачивать страницы мне приходилось левой, я вошла в новый мир, который нашла необыкновенно замечательным. Я представляла себя сиротой из Канады, что и побудило меня открыть атлас и посмотреть, где находится Канада. Я также исследовала карту, чтобы узнать, где живут Хейди и Ганс Бринкер. И мое географическое образование продвигалось вперед с той же скоростью, с какой расширялся мой эмоциональный мир. Я влюбилась в книги, даже не подозревая об этом.
Однажды дядя Юдах взял меня с собой в библиотеку и показал бесконечные полки книг для детей. Мои вкусы уже приблизились к произведениям, предназначавшимся для тинейджеров, и из них я в первый раз сама себе выбрала книгу — повесть о девочке, похожей на меня, но двумя годами старше. «Каникулы» — так называлась эта книга. Я заметила, что написала ее женщина. Это была история о четырнадцатилетней девочке, которая проводит летние каникулы у тети в сельском местечке Мэн. Читая повесть, я очень реально представляла то, что было описано. Антония — главная героиня книги — ненавидела, когда друзья называли ее Тони, и напоминала мне меня саму. А все действующие лица книги были похожи на моих друзей и родных. Чувство сопричастности было настолько сильным для меня, что я полностью погрузилась в этот мир и переживала за героев книги, как за себя. Придя в библиотеку сдавать книгу, я спросила библиотекаршу:
— Это все было на самом деле?
— Это все действительно произошло, но только в воображении писателя. И, конечно, в твоем воображении тоже. Обмен фантазиями.
После такого удачного начала я принялась читать подряд все книги на Книжных полках запоем. Но мои настоящие приключения начались, когда дядя Юдах сделал мне следующее предложение:
— Шерл, то есть Ширли, я буду платить тебе десять центов за каждую книгу, которую ты прочтешь.
И он повел меня в библиотеку, где выбор был гораздо больше. Чтобы допустить меня до этого нового мира, дядя Юдах выписал на мое имя библиотечную карточку, убедив библиотекаршу, что мне уже четырнадцать. Когда я принесла домой две большие книги, которые выбрала сама, мама запротестовала:
— Разве это можно читать маленькой девочке?
Она хотела, чтобы дядя Юдах отнес эти неподходящие для моего возраста книги обратно в библиотеку, но он не согласился:
— Если девочка не будет взрослеть сейчас вместе с книгами, она вообще никогда не повзрослеет.
К тому времени, как моя рука зажила и гипс был снят, я уже могла отличить хорошую книгу от плохой и незадолго до своего тринадцатилетия заявила родителям и, конечно, дяде Юдаху:
— Когда я вырасту, я хочу стать библиотекарем, чтобы прочесть все книги на полках.
Когда мне было девятнадцать, финансовый кризис в ателье, где работал мой отец, вызвал волну увольнений, эти меры были объявлены хозяином как временные. Но положение ателье не улучшилось, а сокращения продолжались, и мой отец вынужден был сказать мне:
— Дорогая, у нас нет выхода. Тебе придется на время покинуть колледж. У нас нет денег.
Я как раз заканчивала первый курс в отличном колледже, который брал детей из бедных семей и выпускал из своих стен достойных граждан своей страны. Я очень переживала, что мне приходится уйти, и мои учителя переживали тоже. Но профессор Файншрейбер, преподаватель английского, сказал мне в последний день: