— А мне, — сказала я, — их дает «Кинетик».
Прощаясь, он проговорил:
— Я, к сожалению, не могу проводить тебя до самого Бронкса. А вечер был очень содержательным. Это приятно после интеллектуального голода буден во Вьетнаме.
— Из того, что ты рассказывал, они не показались мне столь «интеллектуально голодными».
И я направилась к метро. Но он все же проводил меня до входа, чтобы убедиться, что в темноте со мной ничего не случится. На 8-й улице, перед тем как спуститься под землю, я сказала:
— Завтра я постараюсь найти твою рукопись. Ты оплатил возврат?
— Что я — ребенок? — рассердился он. — Конечно, я все оплатил.
— Когда ты послал рукопись?
— Я сам привез ее три дня назад.
— Ты говорил — два.
— То было вчера.
Обычно всю дорогу домой я читала завтрашний номер «Таймс», но в эту ночь я сидела, скрестив руки, раздумывая, как это здорово — встретить такого активно мыслящего молодого человека, разбирающегося в книгах. Внезапно я подумала: «Может быть, это тот самый человек, которого я ждала?» И, сдерживая смех, я вспомнила прошлую зиму, когда как сумасшедшая была влюблена в Эвана Кейтера и разрабатывала планы, как мне его соблазнить и увести от жены. А какое потрясение я испытала, когда узнала, что Кейтер никогда не был женат и не собирался этого делать!
«Бенно, — рассуждала я, — это совсем другое дело. Он будущий писатель и человек, которому есть что сказать». Когда поезд подходил к моей станции, я внезапно забеспокоилась, вспомнив свой недавний разговор с Жанис, которая работала теперь на моем месте в отделе поступающих самотеком рукописей. На вопрос, как идут дела, она с гордостью ответила, что обычно успевает еще до вечера разделаться со всем хламом, который приходит к ней за день. Оставалось только надеяться, что последние дни она не отличалась таким усердием.
Отметившись утром в своем офисе на седьмом этаже, я поспешила на пятый, чтобы поговорить с Жанис.
— Вчера вечером я встретила на курсах одного молодого писателя. Услышав, что я работаю здесь, он без обиняков заявил, что два дня назад представил сюда свою рукопись, которую, естественно, ему никто не заказывал. Почтовые марки для обратной пересылки прилагались. И мне стало интересно, как ты обошлась с ней.
— Как его фамилия?
— Бенно Раттнер. — Когда я повторила его фамилию еще раз, но на этот раз уже помедленнее, Жанис не смогла сдержать удивления:
— Черт меня побери! Взгляните! — И она протянула одну из записок, которые я часто печатала сама, находясь на этом месте:
«Мисс Мармелштейн!
Поскольку вы неравнодушны к проблемам молодых авторов, мне кажется, что вам захочется взглянуть на только что пришедшую рукопись. Не думаю, что вы напрасно потеряете время, хотя, конечно, это еще сырая работа.
На мой вопрос, где сейчас находится рукопись, она ответила:
— Наверное, на вашем столе. Рейчел забрала ее одной из первых сегодня утром. — И я заторопилась на свой этаж.
Когда оказалось, что рукописи там нет, я взволнованно спросила:
— Что, разве Рейчел еще не приносила почту? Никто не смог ничего припомнить. Однако вскоре появилась Рейчел с гранками романа, который я редактировала, а также с сопроводительным письмом и рукописью Раттнера.
Схватив коробку, которая ничем не отличалась от сотен тех, что прошли через мои руки, я трепетно положила ее перед собой, сдвинув в сторону листы других рукописей, чтобы освободить место, и какое-то время молча глядела на нее, не отваживаясь сразу приступить к чтению и произнося про себя слова, которые твердит любой редактор, приступая к работе над произведением автора, которого он знает и с которым хочет сотрудничать:
— Надеюсь, что ему это удалось.
Я торжественно отложила в сторону сопроводительное письмо, сняла крышку и поставила в нее коробку с рукописью, чтобы все было под руками на тот случай, если рукопись придется возвращать. При этом в глаза мне бросились две вещи: маленький пергаментный конверт с почтовыми марками, прикрепленный липкой лентой к внутренней поверхности папки, а также то, что оставшееся свободное пространство внутри коробки было заполнено бумажным уплотнителем.
Из первых абзацев сразу стало ясно, что рукопись привлекла внимание Жанис своим живописным воссозданием картины рисового поля во Вьетнаме с одинокой фигуркой работающей на нем женщины в соломенной шляпе. От моего теперь уже наметанного глаза не ускользнуло то, чего, наверное, не заметила Жанис: абзацы строились не совсем так, как надо, ибо в них отсутствовало ведущее предложение, которое бы определяло рамки повествования, задавало ему тон и динамику.