— Этим четверым художникам — а я думаю, вы согласитесь с тем, что они художники, — противостоит другая четверка писателей, которые пользуются некоторой популярностью, но чьи труды смешны с эстетической точки зрения. Опять в хронологическом порядке: Синклер Льюис, Перл Бак, Эрнест Хемингуэй и Джон Стейнбек. С художественной точки зрения они вряд ли достойны прочтения. — Тут я перехватил несколько разъяренных взглядов и перешел к разгромному анализу произведений этой четверки. Я расценивал их как легковесных, поверхностных и вредных в том смысле, что они обещали больше, чем давали. Мой заключительный вывод вызвал в зале бурный протест: — Самый большой их недостаток в том, что эти авторы не относятся к роману серьезно. Они стыдливо уходят от великих вызовов, довольствуясь малым. Причиной тому популярность и премии, доставшиеся им так легко. Вдумчивому студенту или читателю не следует воспринимать их всерьез, так как они его ничему не научат.
Когда подошло время вопросов, всех словно прорвало, и мой взгляд заметался по залу, выбирая одного за другим желающих высказаться. Надо сказать, что тут мне везло, ибо вопросы были интересными и хорошо сформулированными. Тон обсуждению задал первый из них:
— Профессор Стрейберт, на основании чего вы смогли выделить Стивена Крейна в категорию ведущих писателей? Он написал всего одну значительную вещь, но даже ее многие считают слабой.
Я согласно кивнул, но затем указал:
— Мы не измеряем талант писателя фунтами написанных книг. Если бы это было так, то сэр Вальтер Скотт стоял бы неизмеримо выше Гюстава Флобера, с чем трудно согласиться. Крейна можно также поставить в один ряд с англичанином Э. М. Форстером, который написал очень мало, но заметно выделялся среди писателей своего времени, особенно в сравнении с таким напыщенным типом, как Хью Уолпол. Крейн горел ярким пламенем, Синклер Льюис чадил, так и не познав огня.
Следующий вопрос, прозвучавший из уст взволнованной женщины, тоже был интересным:
— В четверку, которую вы с презрением отвергаете, попали лауреаты Нобелевской премии, которыми мы очень гордимся. Как вы считаете, каким образом это характеризует ваше мнение о них?
— Думаю, что это в гораздо большей степени характеризует Нобелевский комитет, чем меня. — К счастью, разразившийся смех растопил лед и позволил мне парировать дальнейшие вопросы, сохраняя в зале дружескую атмосферу. В нескольких случаях я с готовностью соглашался:
— Вы правы. Мои суждения на этот счет либо плохо продуманы, либо ошибочны, и я, конечно же, не буду навязывать их.
Но, опираясь на опыт, приобретенный в долгих дебатах с Девланом, я продолжал отстаивать свой выбор, причем так, что большую часть времени аудитория смеялась вместе со мной. Моя речь звучала убедительно, но не высокомерно и к какой-то момент даже вызвала значительное расположение зала, когда я признал:
— Понимаю, что далеко захожу в своих суждениях и предсказаниях, но мне хочется, чтобы вы запомнили еще одну мою фразу: «Пицца никогда не придется по вкусу в Соединенных Штатах. Слишком много теста».
Лекция закончилась аплодисментами. Публика решила, что раз я не стал требовать от нее отказаться от любви к четверке Нобелевских лауреатов в угоду другой четверке, чьи книги были такими занудными, что немногие дочитали до конца даже одну из них, то ко мне можно отнестись как к молодому дарованию с собственными взглядами. Они заключили также, что из меня, наверное, выйдет неплохой преподаватель.
Но подлинное удовлетворение я испытал, когда один из присутствующих репортеров написал блестящий отчет о лекции и ее обсуждении, который не замедлил попасть на страницы газет под заголовком «Он сказал, кто хорош и кто плох». Забавная статья с фотографиями восьми названных писателей и того, кто их назвал, была перепечатана другими изданиями и вызвала оживленную дискуссию, вынесшую Мекленбергский колледж и меня в заголовки газет.
Затем шум поутих, но в 1982 году телекомпания Филадельфии устроила ток-шоу, на котором на меня нападали трое критиков, отстаивавших традиционные ценности. Но остроумие и манеры, которым меня научили в Колумбийском университете, помогли мне отразить эти нападки. Передача получилась интересной и была показана впоследствии по государственному телевидению.