Она не позволила мне проводить ее назад в офис.
— Пустая трата времени, моего и вашего. Мне надо встретиться еще кое с кем, а вас ждет работа.
— Я думал, что мы посмотрим мои заметки к седьмой главе, — возразил я.
— О, нет! — вскрикнула она, убегая — Поработайте в тишине и как можно напряженнее. — Но, увидев мое разочарование, она задержалась. — Доктор Стрейберт, я всерьез восприняла характеристику, которую вы дали себе. Думаю, что у вас есть все, чтобы стать первоклассным критиком, а я помогу вам в этом, — закончила она и исчезла со скоростью пули.
В понедельник я получил от нее подтверждение: «В среду вношу свое предложение на заседании коллегии и немедленно сообщу результаты. Ивон Мармелл».
Миссис Мармелл позвонила в среду в конце дня и с едва скрываемым удовлетворением сообщила:
— Они дали мне зеленый свет. Но только если — я подчеркиваю — если мы с вами сможем убедить друг друга в жизнеспособности этой идеи, если вы заставите меня поверить, что немедленно возьметесь за работу, и, самое главное, если у вас найдется, что сказать о наших современниках. Так что затачивайте свои карандаши и собирайте мысли в кучу.
— Уже собрал. Когда я могу приехать, чтобы встретиться с вами?
— Будет лучше, если приеду я. В субботу. Встретимся за ленчем в гостинице Дрездена.
— А я думал, что вы никогда ни с кем не встречаетесь по выходным.
— В своем офисе — никогда. А вот в прелестной гостинице «Дрезденский фарфор» — всегда пожалуйста.
— Увидимся в полдень, с заточенными карандашами.
— Договорились.
Гораздо позднее я узнаю, что миссис Мармелл придерживалась строгого правила, помогавшего ответственным редакторам избегать неприятностей: «Посещая одного из своих старых авторов, никогда, даже под страхом смерти, не рассказывай ему, что ты одновременно встречаешься с молодым и многообещающим».
Она направилась в Дрезден, не только чтобы встретиться со мной, но главным образом, чтобы решить более важную редакторскую задачу: переработать с Лукасом Йодером некоторые беспокоившие ее места в рукописи, которая будет иметь решающее значение для каждого из них. Роман «Маслобойня», как он назвал его, представлял собой сказание о страстном отношении пенсильванских немцев к земле и вообще к крестьянской собственности. Они оба знали, что будущее Йодера, а возможно, и ее тоже, целиком зависело от успеха этого романа. Они разделили четыре провала, постигшие его первые грензлерские романы, и, несмотря на поразительный успех «Нечистой силы», могли припомнить множество примеров, когда случалось, что после длительной борьбы писатель наконец взлетал наверх, но только для того, чтобы вновь рухнуть вниз с очередным романом. Им этого вовсе не хотелось.
Очевидно, что для «Кинетик» «Маслобойня» значила даже больше, чем для самого Йодера, ибо если ее постигнет тот же небывалый успех, го неизбежно возобновится интерес к первым четырем книгам гренадерской эпопеи. А поскольку все расходы на них уже возмещены, то всякая дополнительная продажа обернется чистой прибылью, за вычетом лишь незначительных накладных расходов на хранение, изготовление переплетов и запуск уже имеющихся форм в производство. Коммерческая заинтересованность «Кинетик» в успехе будущей книга Йодера была стройной.
Более того, с каждой удачной серией повышается интерес коллекционеров к приобретению полного комплекта книг, особенно первого издания. Так что нетрудно предвидеть взлет цен на первые книги Йодера, если их вообще можно будет найти. Поэтому визит Мармелл в Дрезден был отнюдь не формальным. Он преследовал две жизненно важные цели: подвигнуть автора бестселлеров на повторный успех и определиться с кандидатом на создание первоклассного критического труда, который может найти широкую аудиторию в университетских кругах. Такие напряженные уик-энды выдавались у миссис Мармелл нечасто.
Итак, втайне от меня она приехала в город еще в пятницу и всю вторую половину дня усердно работала с Йодером на его ферме. Ну а теперь, в субботу днем, подошла очередь заняться мной. Появившись в «Дрезденском фарфоре», где останавливалась еще во времена работы над «Нечистой силой», она постаралась создать впечатление, что только что приехала из Нью-Йорка. Но, чтобы обезопасить себя от случайного разоблачения со стороны какого-нибудь разговорчивого служащего гостиницы или старого знакомого, ей пришлось тут же признаться:
— Я зарегистрировалась здесь вчера вечером. А как вы, профессор?
— Отлично, — ответил я, и мы перешли прямо к делу, разложив наши бумаги по всему столу, втиснутому в угол между витринами с мейсенскими поделками из фарфора.