- Забыл. Давай без лирики. Говори, что от меня требуется, и на этом закончим.
- Вот так, да? А где уважение? Где уважение к матери, я тебя спрашиваю? – в ход идет менторский тон учителя, обломанный ноготь требовательно стучит по столу. А ведь когда-то эта женщина действительно мечтала работать учительницей. Когда-то очень давно. До детдома. Тогда она еще не скурвилась. – И чему вас только в этих ваших школах учат? Я же не побираться… я за помощью к тебе пришла. А ну, попрут нас из дому, где мы жить будем? Где? К тебе придем…
Нет, с патетикой пора завязывать, иначе до утра не разгребем.
- Короче, ты квитанции принесла? Если принесла, оставь на столе и можешь быть свободна. Если нет…
Юлить начинает, глазки забегали. Значит, по негативному сценарию пишем. Как обычно.
- А что тебе квитанции, сына? Что с них взять? Ну, их, бумажки эти… потеряла я… Да, сунула куда-то, глупая, найти не могу. Ты лучше это… денежку дай, а? А я сама все оплачу. Вот тебе честное слово, оплачу. Прямо сейчас пойду в банк и оплачу.
- Знаю я, как ты оплатишь, собутыльники небось внизу скучают, ждут - не дождутся, когда опохмеляться двинете. В окно глянем? – к окну меня, конечно, не пускают, да я и не особо рвусь. – Я деньги из воздуха не печатаю, станка в комнате нет, если ты не заметила.
- Не дашь, что ли? – внезапным рыком прорывается. Смотрит на меня исподлобья, как на врага, а я зубы сжимаю, ком в горле себя заставляю проглотить и осторожно перевожу дыхание.
- Давай сделаем так. Я на днях заеду, возьму квитанции и оплачу коммуналку. Ты только их на видном месте оставь.
В блеклых глазах медленно разжигается праведный гнев. Ярко горит, напоминая, каким человеком она когда-то была, каким жгучим пламенем горела. Пожар этот ее и сгубил.
Мать подходит ближе, обдавая меня запахом многодневного перегара. Я пьян, но даже в этом состоянии улавливаю, какой чудовищный от нее стоит фан.
- Вот как был ты сухарем, так сухарем и помрешь. Ты что же, матери совсем не доверяешь?
- Я никому не доверяю. В особенности – тебе. Спорим, в прошлом месяце ты тоже за квартиру не заплатила, и в позапрошлом – тоже. И пофиг тебе, что долг копится. И пофиг, что мне все это расхлебывать придется. Что мою карту заблокируют, с моего счета снова бабки уйдут. Что, скажешь не было такого? Не было, ага. Может, еще пообещаешь, что не будет?
- Мое. Мое! Мое!! Только о себе и думаешь, пока другие тонут! Мне жить на что-то надо, изверг?!
- Так на работу иди! В чем дело? Руки-ноги у тебя целы. Хотела бы, уже нашла теплое местечко, у тебя же язык как помело, с самим чертом добазаришься. А не ты – так пусть Кир валит, не маленький ведь. Я сам могу его пристроить, если надо…
Ее голос срывается на крик, и я снова морщусь, а то, что поднимается изнутри, уже готово выбраться наружу.
- Ты мне Кирюшу не тронь. Не тронь! Нельзя ему работать. Ему учиться надо, он образование получает! Одна светлая голова на всю семью! Только он один мне и помогает, сынок мой. Не то, что ты…
- А что ж ты тогда у своего сынка денег не попросила? А? Чего ко мне опять приперлась?
- Какой же ты…
- Какой я? Какой? Все, что ты хочешь сказать, я уже слышал. Слышал, и не раз. Или что поновее выдумывай, или не трать мое время, уходи.
- Сыноочек…
- Не жалься, моськой своей ты меня не разжалобишь. На бутылку не дам.
Вижу, как меняется ее лицо. Я столько раз это видел, а все одно от метаморфозы коробит.
- Сколько тебе лет, засранец? Девятнадцать? Двадцать? Гляди, какой здоровенный лоб вымахал… на тебе пахать и пахать. Ты мать совсем не жалеешь?? – Лицо ее вытягивается, искривляется, оно кривится и кривится, пока не становится совсем безобразным. – Ни тебе копеечки… Ни тебе рубчика… Кукиш. Хер! Родную мать от порога гонишь! Ждешь, когда мы все подохнем, чтобы квартиру отжать? Не дождешься! Киру все перепишу! А тебе… вот это, видал?!!
Складывает руку в кулак, крутит дулю перед самым моим носом, довольная, что уела. В общем, ничего нового.
- Клал я на твою хату. И на наследство твое гребаное я тоже клал. Я уже давал тебе деньги. И на карту закидывал, и через сына твоего передавал. Сколько из них ушло на продукты? На еду? Сколько? Признай, что ты все пропила… а что не пропила, сынок твой на дурь спустил. Просто признай…
- Ты нас не учи! Не учи, сопляк, ученые мы, – начинает нервно ходить по комнате, со злобой под нос бормоча, себя и меня все сильнее накручивая. – Молокосос… Наглый щенок, без году неделя… Я горя на своем веку хлебнула, тебе столько и не снилось! Я все для тебя… Три литра кровушки из меня выпил, сосунок! Неблагодарный мальчишка!
- А за что я должен быть тебе благодарен? Скажи, за что?? – За стенкой продолжает грохотать музыка, но так даже лучше: мы ее перекрикивать умудряемся, связки друг другу рвем почем зря. – Ты меня в детдом сдала! Забыла? От меня, от собственного сына избавилась! А ты знаешь, каково мне там было? Ты хоть раз поинтересовалась, через что я за эти годы прошел? Через что меня протащили? Кем я оттуда вышел??