- Не ори на мать, нос еще не дорос! Все вы орать горазды, козлы безрогие. С пеленок горлопаном был, ни унять, ни заткнуть. Пока пива в глотку не зальешь – жизни не дашь. – Методы ее воспитания меня, конечно, всегда впечатляли. Вот и сейчас. Мать года, блин. Садись, пять. – Ты меня не совести, я за ошибки молодости уже расплатилась. Сполна расплатилась. Я на своем горбу тебя подняла! Вынянчила, в люди вывела! Эх, знала бы… лучше бы оставила тебя в детдоме… для себя бы хоть годик пожила, пока за Кирюшкой бабка его покойница смотрела…
- Да, это мощный прокол. Это ты, конечно, косякнула. Лучше бы оставила и пожила.
- Ой-ой-ой. Постыдился бы кривляться! Ой-ой! Не стыдно? У тебя семья есть. Есть брат! Мать родная! Родненькая… А у меня никакой не было, и беспризорничала, и побиралась, и на улицах жила… эх, детство мое окаянное. Это тебе все на подносе, все тебе на блюдечке с голубой каемочкой подавалось, жлоб! – вообще не вкуриваю, что она несет, наверное, прет на старые дрожжи. – Да ты по гроб жизни мне обязан! Ладно, мать загибается, так ты хоть брата своего пожалей, родная кровь все-таки! Не видишь, какие у него проблемы? Не замечаешь? Не хочешь замечать? Это тебе все одно: гулянки, юбки… жируешь тут… ни до кого дела нет… А он… А ему…
- Думаешь, я его проблемы не решаю? Только этим нахрен и занимаюсь все свое свободное время! Но твой сынок всегда на шаг впереди, талант у него особый создавать мне проблемы. Не знаешь, от кого ему такой редкий талант перепал?
-Что ты мне тут нюни распустил! Сопли подбери. Слютняй. Размазня! Или я не мужика все эти годы растила? Ноешь, как баба. Да какой из тебя мужик? Никогда тебе мужиком не стать! Запомни, хозяйство, что между ног у тебя болтается, еще не делает из тебя мужика. А настоящих яиц тебе не отрастить. Не-ет. Кишка у тебя тонка! Замес не тот!
- Не тот, – решительно отлепляюсь от шкафа, даже у меня уже уши от ее слов дымятся. – Давай-ка на выход…
Она отпрыгивает от меня, как от чумного. Я вижу, как ее корежит. Уже знает, что проиграла, но не смирится, нет, ядом изойдет, всю грязь со дна взбаламутит, но меня до углей пропечет. Надо было ее сразу выгнать. Одну и ту же ошибку совершаю. Который раз.
- Ты погляди на себя! В зеркало на себя глянь на досуге, хмыреныш, не поленись. Что из тебя вышло? Ничего. Срамота одна. Головой надо думать, а не жопой, глядишь, мозгов бы прибавилось. Но куда там… ума с гулькин нос. Всю жизнь мне изгадил. Да если бы из тебя толк был, да хоть какой-то прок, это бы я поняла, потерпела… а чего терпеть, если на выходе – дерьмо дерьмом. – За что она меня так ненавидит? Я никогда не понимал. – Права была Валька, подруга моя горемычная, лучше бы я аборт тогда сделала, не рожала урода. Вот дура. А ведь знала… Все знала. Да, дура. Дура! Надо было тебя скинуть, ножом выкромсать, нелюдь. Давно бы отмучилась… а теперь… даже смотреть на твою рожу тошно. Тьфу.
Терпение лопается взрывом агрессии, она этого и добивалась.
- Хватит. Заткнись. Уходи! Убирайся, или я вытолкаю тебя отсюда взашей!
- Ты – можешь! Ты на это способен, да. Ты весь в отца, ирод… вылитый батя. Он торчком был, торчком и загнулся, и ты так же подохнешь. Это как пить дать, помяни мое слово! От передоза. Или от СПИДа, чертов наркоша. Если не под мостом, как твой папаня, так прямо на улице…
- Пошла вон!
В сердцах сгребаю ее сумку со стола, запускаю в сторону двери.
- Дашь денег, гнида?!
- Нахер иди!
- Да удавись ты, ухожу!! Все бумерангом к тебе вернется, каждая моя слёзка… мразь!
Подхватывает с пола сумочку, градом продолжая сыпать проклятия, скрывается за дверью.
И я мечусь следом, досылаю дверь в отчаянном рывке, всем телом в нее въезжаю, бью кулаком в стену. Потом трясущимися руками на ключ пытаюсь замкнуть, закрыв, ключ куда-то в угол отшвыриваю. Я дышу тяжело, часто, через спазмы, через всхлипы. Ловлю паническую атаку, а только одна проходит, грудью встречаю новую. А в промежутках молочу и молочу от бессилия по створу. Вслепую. По стене. По шкафу. По стене. Куда придется. Отходняк ловлю, кружу, как пьяный по комнате. Смеюсь. Глаза зажмуренными держу, чтобы не дать прорваться своей боли.
Возле самой кровати спотыкаюсь, нащупываю непослушными пальцами ее край, оседаю на пол, запуская руки в волосы, зажимаю голову в тиски. Сжимаю крепко, будто раздавить хочу, но еще не от боли – по привычке. Заваливаюсь на бок, ворс ковра жгуче в скулу впивается, но я не замечаю. Задерживаю дыхание, застываю, я каменею, как давно, тогда, в детстве. Только так можно этот барьер перейти. Только отрешившись, можно это закончить. А я так хочу, чтобы все закончилось… Но, как и прежде, мне приходится прочувствовать всю боль до конца.