Я не всегда была такой.
Детство вспоминается счастливыми урывками. Семья… родители, не чаявшие души в своем единственном ребенке, полный детского смеха двор, где старые добрые товарищи по играм поджидают за каждым углом. Оценки, олимпиады… Я везде чувствовала себя, как рыба в воде.
Медали и грамоты водружались на каминную полку с завидной регулярностью, горделиво взирая оттуда на гостей чаще, чем на ней собиралась пыль. Так меня воспитали, я с детства привыкла добиваться своего, я старалась изо всех сил… что-то доказать, преуспеть, выделиться… Я никогда их не разочаровывала. Я думала, так будет всегда. Но я ошибалась.
Новая реальность обрушилась на меня полгода назад со снайперской точностью – аккурат в день моего школьного выпускного – праздника, наступления которого с замиранием сердца ждет каждый подросток. Праздник прошел мимо, вспышками далекого салюта на темном горизонте неба под аккомпанемент моих слез. Вместо весеннего бала мы с мамой отправились совсем в другое место – туда, где я внезапно, без предупреждения и подготовки стала взрослой.
- Смотри внимательнее, Мирослава! – все еще стоит в ушах ее злой свистящий шепот. Шепот униженной женщины. – Смотри, чтобы на всю жизнь запомнить! Никогда не забывай. Вот на кого он тебя променял!
Я смотрела очень внимательно. Я запомнила. Запомнила на всю жизнь бетонную дорожку возле их дома с диагональной трещиной вследствие некачественной заливки, и брошенный поперек газона детский трехколесный велосипед, – такой же, какой в детстве отец дарил и мне.
Это было больно.
Ни один из них моих чувств не пощадил.
Когда вынырнула из депрессии, вдруг оказалось, что папа остался позади, в городе моего детства, с молодой женой и двумя краснощекими близнецами. Трех лет отроду, кстати. А наши вещи, все до последней, уже погружены в потрепанный грузовичок, и мы вдвоем с матерью мчимся навстречу неизвестности в абсолютно чужой и враждебный город.
Без прошлого. Без связей. Без друзей.
Если бы случилось чудо, передо мной вдруг появился добрый Дедушка Мороз и поинтересовался, чего бы я хотела, я бы не стала размениваться по мелочам и ответила так: хочу, чтобы все было по-прежнему, хочу остаться в своем старом городе, в своей старой квартире.
Но кто я такая, чтобы Дед Мороз или мама прислушивались ко мне?
Будто в насмешку, слышу эти ее слова. Так странно слышать от нее что-то подобное. До сих пор странно.
-Ты так ничего и не скажешь? Славка, ты же понимаешь, мне важно услышать твое мнение.
Она стоит в дверях, нервно теребит белоснежный бутон, а я тороплюсь одеться, уже не перебирая вещами, просто хватаю с полки – наугад, что под руку попадется, – штаны, старенькая растянутая футболка, в которой выгляжу, как чучело. Да мне все равно.
- Важно? Интересное замечание. Это твоя жизнь, мама, и я в нее не вмешиваюсь, помнишь? А ты взамен не вмешиваешься в мою.
Сегодня мне довелось провести два часа в обществе ее нового мужчины. Это был ужин, который мы планировали провести вдвоем, планировали давно, мы слишком долго его откладывали. Это был ужин в честь моего поступления в местный университет. Да, я подала документы в последний момент, и мне повезло.
Присутствие на нашем с ней ужине постороннего человека стало для меня полнейшей неожиданностью. На зубах все еще скрипит разочарование, на языке вместо нежной форели – привкус злости, но я не отпускаю их с привязи.
Что ж, мама нашла в себе силы двигаться дальше. У меня сил пока вообще нет. Даже на этот разговор, неважно, какую я придам ему тональность.
К счастью, семейный психолог колдовал над нами не напрасно, – мама проникается моим состоянием, потому что тихонько выходит. Я вижу, насколько она расстроена, и все-таки подхожу и громко захлопываю за ней дверь.
Я огрубела. Я стала жесткой, как рифленая подошва. Под влиянием выписанных препаратов или вследствие вынужденной трансформации моей личности? Я не знаю. Но это хорошо. Наверное. Мне больше никто и никогда не сможет сделать больно. Я никому не позволю. А на чужие чувства мне…
Подхожу к окну. За спиной горит ночник – ровным теплым светочем разгоняет тьму, он привносит в обстановку нотку умиротворения, наверное, так и было задумано. Почему же я его не чувствую? Почему я вообще ничего не чувствую? Может, я уже умерла?
В стекле замечаю свое темное отражение. Пытаясь охватить себя целиком, со стороны, упираюсь кулаками в подоконник. Я трезво на себя смотрю. Всегда очень трезво. Косметика стерта без следа, распущенные волосы скручены в небрежную гульку, одежда на мне тоже бесформенная, свободная, уютная. Та девчонка двигается вместе со мной, двигается синхронно, как двойник. Мне нравится думать, что она меня понимает. Хочет того же, что и я.