— Никто ни бельмеса в искусстве не понимает и понять не может, — гундели наперебой ревнители свежих веяний и инициаторы новых методов рыхления интеллектуального слоя, — а мы внушим, вколотим в бараньи головы, нарочно заставим признать поделки и пустышки великими свершениями.
Потирая руки, воображали и изображали, как не получившие поддержки служители обреченного на прозябание, а то и гибель книжного фонда или дышащей на ладан реставрационной мастерской вернутся в свои пенаты, как будут переживать, пытаясь постичь причину отказа, и недоумевать: почему помощь оказали шаромыжникам, а не тем, кто бедствует? «Неужели виной падение нравов?»
Надрывали животы:
— А это мы, мы организовали и схимичили!
Гоготали по-гусиному гортанно и слаженно. Наверно, так веселились черти из сказки «Снежная королева», разбив на множество осколков зеркало и наблюдая: острые зазубрины впиваются в человеческие сердца. Развивали, оттачивали параграфы-формулировки своего устава:
— Кто не пьет пива и не толстеет, тот урод!
— Кариесные рты, перхотные головы, намокшие прокладки есть первые, необходимые, обязательные признаки красоты! Признаки хорошей наследственности и утонченной породы.
Гондольский токовал, самозабвенно закатывая глаза:
— Почему нам подчиняются и будут подчиняться? Почему за нами идут и будут идти? Потому что мы — авторы и поставщики заповедей сверхнового завета. В отличие от предыдущих предводителей-пророков, не тащим упирающуюся скотину в заоблачную высь, где нет комбикормов и загаженных стойл, а позволяем жить в дерьме, питаться подножным жухлым жнивьем, испражняться под себя. Расходимся с прежними проповедниками — принципиально! Тем хотелось выглядеть красиво! Но это же смешно! Ради того, чтобы сделаться частью неувядаемого гербария, они соглашались быть приколочены гвоздями к перекрещенным планочкам в позе застывшего в полете балеруна или исполняющего «тройной тулуп» фигуриста! Стрекозы, про которую исчерпывающе сказано: «Ты распята? Это знатно! Так поди же попляши!». Жажда предстать в приукрашенном виде — комична! Парадные портреты и горделивые позы — удел невозвратного прошлого! Требовать, чтобы тебя изобразили лучше, красивше, чем ты есть — позор! Кому нужна жалкая мимикрия, фиговые листки? Наступила пора обнажения. Голой объективности. Правда в том, что каждый рано или поздно превратится в осклизлый помет, в седую паутину, в ничто. А не в алмаз и не в лазурит. Надо смыть позолоту и увидеть замаскированный ханжами лик жизни. Инвентаризировать признаки разложения и распада. Самые дальновидные уже сегодня, сейчас выпячивают худшее и подлейшее в себе. Ищут и находят гниль в окружающих. Не стесняются быть и слыть ворами, проходимцами, ублюдками. Какими по существу являются от рождения. То, что раньше считалось позорным, теперь поощряется, признано обязательным. Отбросим деспотические требования к себе, ибо они невыполнимы, отшвырнем притязания на божественную принадлежность! Не надо иллюзий! Должны согласиться: человек — чудовище. Без осознания себя таковым он не сделает следующего шага — к полной и бесповоротной деградации. Не соскользнет к вольному пикированию в средневековье, в каменный век, к палеозою и мезозою.
«Зачем, для чего к этому стремиться?» — хотелось крикнуть мне. Но, наученный накопившимся горьким опытом и остро отточенной галстучной булавкой Свободина, я помалкивал.
— Чем хуже, тем лучше, — возглашал Гондольский. — Спасти цивилизованных адамов и эмансипированных ев от физического исчезновения, от вымирания могут не завышенное самомнение и заносчивость, а решительный отказ от заблуждений. Если хотим выжить, должны устремиться не в гору, а с горы. Наперегонки! Достигнутые высоты, это очевидно, позитива не принесли. А ввергли в разочарование и кризис. Дальше карабкаться некуда. Разреженная атмосфера чревата кислородным голоданием.