Котилайнен подвинул стулья к столу и сел на один из них. Кошка стала тереться о ноги Маршала и хрипеть, что-то у нее было с голосом, он почему-то казался каким-то неестественным. Несмотря на яркую окраску и многоцветность, кошка была абсолютно безликой, словно это не она, а лишь ее отражение ходило по комнате.
— А как зовут киску? — спросил Маршал.
— Брюс, — сказал Котилайнен.
— То есть это кот? — спросил Жира и наклонился, чтобы погладить ее, но она тут же отскочила в сторону метра на полтора и теперь наблюдала за происходящим оттуда.
— Нет, просто имя.
— Как Брюс Ли? — уточнил Маршал.
— Угу.
— Странное имя, — пробурчал Хеннинен с дивана, словно такая именная политика глубоко ранила его чувства. — Почему же тогда, например, не Ян?
— Ян — это собачье имя, — ответил Котилайнен, как нечто само собой разумеющееся, словно у него и правда где-то была спрятана собака с таким именем.
Маршал сел на стул. Жира устроился рядом с Хенниненом и стал чесать давно небритый подбородок, а потом, видимо, вспомнил про то, что у них к Котилайнену было дело, и заговорил:
— В общем, у нас тут к тебе есть одно дело, хм… Как бы так лучше выразиться…
— И сколько? — спросил Котилайнен и приветливо улыбнулся. Его жизненному равновесию в данной ситуации можно было просто позавидовать, на фоне его органического благополучия каждый тут же начинал чувствовать себя доходягой и жалким нытиком.
— Ну, эта, мы еще пока толком не решили.
— Главное, чтобы хватило на поддержание определенного градуса в крови, — сказал Хеннинен.
— Предыдущие градусы как-то не пошли ему сегодня впрок, — пояснил Маршал.
— Угу.
— Ну так вот, — сказал Жира. — Вот. Не знаю, что еще сказать.
— Есть у меня маленько, — произнес Котилайнен и протянул дымящуюся сигарету вначале Маршалу, но тот отказался, покачав головой, а затем Жире, который аккуратно взял ее двумя пальцами, внимательно осмотрел со всех сторон и решил-таки возвратить обратно Котилайнену, но тут в нее вцепился Хеннинен.
— Тебе бы лучше воздержаться, — сказал ему Жира.
— Именно поэтому я и не воздерживаюсь.
Хеннинен стремительно выкурил сигарету до конца и выбросил окурок в стоящую на столе маленькую изящную пепельницу в виде яйца, потом откинулся в угол дивана и замер. Жира разглядывал кошку, которая разлеглась под столом и, похоже, совсем ни о чем не думал. Дождь за окном барабанил по карнизу, а двор с каждой минутой становился все темнее.
— Ну так как? — спросил Котилайнен.
— Да ничего, — ответил Маршал. — Вот пытались сегодня поиграть в кости.
— Пытались?
— Не пришли к согласию.
— Кости — это серьезно, — сказал Котилайнен. Потом немного помолчал, уставившись куда-то в стену, и засмеялся: — Хорошо сидим.
— Точно, — согласился Маршал. — То есть я хотел сказать, что ты прав в обоих случаях. Эй, Хеннинен, давай-ка вылезай на свет!
Хеннинен сидел, забившись в угол дивана и подобрав под себя ноги — похоже, он соорудил там для себя некое транцендентальное пристанище. Маршал позвал его еще раз, на что тот ответил «угу» и закрыл глаза.
— Так что насчет финансов? — спросил Жира.
— Ах да, — вспомнил Котилайнен. — Сейчас посмотрю.
Он встал, вышел в коридор и стал что-то искать в карманах. Кошка, то есть Брюс — было как-то странно называть ее этим именем, — последовала за хозяином, она была истинным Брюсом Котилайнена.
Потом Котилайнен снова вернулся в комнату и сел на стул — зажатые в руке купюры походили на мелких грызунов со свернутыми головами. Он стал по одной вытягивать их из кулака, словно бы играл в лотерею.
— Я могу дать двадцатку, — наконец сказал он.
Хеннинен тут же пришел в сознание:
— Двадцатки ни хрена не хватит.
— Конечно, на том условии, что вы непременно все вернете.
— Какой разговор, — заверил Маршал. — За кого ты нас принимаешь?
— А может, все-таки сорок? — спросил Жира, похоже, его всерьез озаботило их денежное положение.
— Но только сорок, ни цента больше. У меня тоже, знаете ли, расходы. И вернуть обязательно!
— Ну, ты же нас знаешь! — заверил Жира.
— Вот именно, к сожалению, как-то знаю.
Котилайнен еще немного потеребил в руках свой бумажник, потом вытащил оттуда две двадцатки и протянул их Маршалу, который на тот момент стоял к нему ближе всех. Маршал скатал их в тонкие трубочки, засунул в карман брюк, усиленно делая вид, будто так и надо, но тут же внезапно стало как-то стыдно за то, что взял эти деньги, словно они были доказательством того, что это целиком его вина.