Выбрать главу

Интересную статью, посвященную роману «Полонез по–русски», написала московская писательница и критик Наталия Май: «Яркое впечатление и не менее яркое описание — тут же выстраивается ассоциативный ряд: переклички с русской культурой. А в рассказах о Польше — это лишь эпизод наряду с другими, более красочными и более захватывающими. В «польской» части книга представляет собой подробный путеводитель по Варшаве, частично по Кракову (в России их трудно достать) и «экскурсии» в прошлое — в переломные, знаковые исторические точки пересечения русско–польских интересов. […] Одним из главных достоинств книги является такого рода «литературная живопись», способность словами передавать зрительные образы так, что они порой кажутся выразительнее, многограннее тех, что запечатлены на фотографиях».

Познакомившись с этой рецензией, Эдвард Куровский вспоминал потом о ней в нескольких письмах ко мне: «Я согласен почти со всем, о чем написала Наталия Май». После этих слов я снова перечитал статью Наталии «Безупречное зеркало»: мне было интересно теперь глянуть на этот отзыв глазами польского писателя, который многое повидал и испытал в этой жизни — сталинскую депортацию, сибирский лагерь, идеологические перегибы в послевоенное Польше, красоты и чудеса экзотических стран Азии и Африки, особенности советского быта в разные годы, тяжелую болезнь и упорную борьбу с ней…

«Культуры взаимно притягиваются, Пушкин любил Мицкевича, Мицкевич — Пушкина, — написала Н. Май. — Вместе с тем у них были разные политические взгляды. Мицкевич, возможно, сказал бы, что у Пушкина имперское мышление и желание подавить свободолюбивый польский народ, а Пушкин мог бы назвать Мицкевича сепаратистом. В истории наших стран чего только не было — то Польша хотела завоевать Россию и отбирала часть территорий, то Россия делала то же самое с Польшей. Но, видимо, причины разногласий не только в амбициях государственных деятелей. Наше культурное родство, взаимная любовь к литературе, музыке, живописи друг друга не обозначают сходства менталитетов народов. А это важно».

А может быть Куровскому показался близким совсем другой фрагмент этой статьи? Этот, например: «К французам, например, поляки всегда куда больше тянулись, их вообще называли самыми «западными» из славян (причиной тому и религия, и их тяга к западной культуре). Можно привести примеры как положительные, так и отрицательные. При желании попытаться доказать как то, что наши народы хорошо уживаются вместе, так и то, что это не так».

Я знаю, что Н. Май предложила свою рецензию русскоязычному польскому журналу «Новая Польша», но даже ответа оттуда не получила. Так что Наташа, пожалуй, права: «можно привести примеры как положительные, так и отрицательные». Но во время моей последней поездки в Польшу летом 2007 года я не нашёл ни одного «отрицательного примера». Полякам по–прежнему нравится нравиться и они всё такие же отрытые и добрые люди. На сей раз я остановился у Куровского всего на три дня: ведь и ехал–то в Варшаву, в основном, только ради него, а главной моей целью был полюбившийся мне с первого взгляда Гданьск. Эдвард Куровский отдал нам на эти дни всю свою квартиру, а сам уходил на ночь к родственникам. Днём мы подолгу беседовали с писателем, а однажды даже съездили с ним… на кладбище: захотелось увидеть знаменитый военный «цментаж» Повонзки, где похоронены герои Армии Крайовой и Армии Людовой, солдаты Пилсудского и первый послевоенный «президент» Польши Б. Берут. Была очередная годовщина Варшавского восстания, и на кладбище возле каждой — каждой, а их тысячи! — могилы «аковцев» мы обнаружили маленький красно–белый флажок с символом Армии Крайовой. К некоторым памятникам невозможно было подойти: площадки возле надгробных плит были заставлены парафялнями со свечками в память о героически погибших воинах. Мне удалось найти могилы героев своей книги: генерала Я. Мазуркевича («Болеслава»), подполковника В. П. Янашека («Болека»), майора М. Курковского, генерала Леопольда Окулицкого («Медведя»), «убитого в Москве» (как значилось на плите).