С трепетом окинула она мысленным взором свое положение. По одну сторону был отец, чья жестокость проявила себя уже слишком явно[51], по другую же — маркиз, преследовавший ее своей оскорбительной, греховной страстью. Она решила передать мадам Ла Мотт суть последнего разговора с маркизом и, в надежде на ее покровительство и доброжелательность, осушила слезы; она уже собралась выйти, как вдруг к ней вошла сама мадам Ла Мотт. Слушая Аделину, она плакала и, по-видимому, испытывала сильное волнение. Она постаралась утешить юную подругу и обещала употребить все свое влияние, чтобы Ла Мотт потребовал от маркиза прекратить домогательства.
— Вам известно, моя дорогая, — продолжала она, — что наши нынешние обстоятельства заставляют нас поддерживать отношения с маркизом, и потому вам следует в поведении своем как можно меньше выказывать негодование; держитесь в его присутствии с вашей обычной непринужденностью, и я не сомневаюсь, что эта история на том и закончится.
— Ах, мадам, — воскликнула Аделина, — как тяжела задача, которую вы на меня возлагаете! Умоляю, позвольте мне никогда больше не подвергать себя унижению находиться в его присутствии, позвольте мне, когда он навещает аббатство, оставаться в моей комнате.
— Я с радостью согласилась бы, — сказала мадам Ла Мотт, — если бы в нашем положении это было возможно. Но вы прекрасно знаете, что наше пребывание в аббатстве зависит от доброй воли маркиза, и мы не можем позволить себе потерять это пристанище; то же, что предлагаете вы, поставит все под угрозу. Так что прибегнем к более мягким методам, и мы сохраним его дружбу, не подвергая вас серьезным неприятностям. Выходите же приветливая, как всегда; задача не столь трудна, как вы воображаете.
Аделина вздохнула.
— Я вам повинуюсь, мадам, — сказала она, — это мой долг; но вы извините меня, если я признаюсь, что повинуюсь крайне неохотно.
Мадам Ла Мотт обещала немедленно пойти к мужу, и Аделина рассталась с ней, хотя и не убежденная в своей безопасности, но все же с более легким сердцем.
Вскоре она увидела, что маркиз уехал, и, поскольку ничто, казалось бы, не мешало мадам Ла Мотт вернуться, стала ожидать ее в великом нетерпении. Так она прождала в своей комнате около часа, когда же наконец ее позвали в гостиную, она обнаружила, что Ла Мотт был там один. Он встал при ее появлении и несколько минут молча ходил по комнате. Затем он сел и обратился к ней.
— То, о чем вы рассказали мадам Ла Мотт, — заговорил он, — очень меня обеспокоило бы, если бы я смотрел на поведение маркиза так же серьезно, как она. Знаю, молодые леди склонны толковать неправильно пустую любезность нынешних модников, и вы, Аделина, никогда не можете быть уверены в том, что верно отличаете легкомыслие этого толка от серьезного ухаживания.
Аделина была изумлена и оскорблена тем, что Ла Мотт способен так неуважительно судить о ее умственных способностях и характере, как свидетельствовали слова его.
— Возможно ли, сэр, — сказала она, — что вы одобряете поведение маркиза?
— Вполне возможно и вполне определенно, — сказал Ла Мотт весьма сурово, — как вполне возможно и то, что мое суждение об этой истории может оказаться не столь извращено предрассудками, как ваше. Впрочем, обсуждать это я не намерен. Я буду лишь просить, поскольку вам известна неопределенность моего положения, чтобы вы сообразовались с этим, а не превращали маркиза вашими неуместными обидами в моего врага. Сейчас он мой друг, и для безопасности моей необходимо, чтобы он таковым и оставался; если же я допущу, что кто-либо из моих домочадцев проявит в отношении маркиза грубость, то вполне могу ожидать, что он станет врагом мне. Право же, вы можете держаться с ним любезно.
Аделина сочла слово «грубость», как употребил его Ла Мотт, чрезмерно сильным, но воздержалась от изъявления обиды.
— Я могла желать, сэр, — сказала она, — привилегии удаляться, когда бы ни приехал маркиз, но, коль скоро вы полагаете, что такое поведение может затронуть ваши интересы, я должна покориться[52].
— Подобная искренность и добрая воля восхищают меня, — сказал Ла Мотт, — и, так как вы желаете быть мне полезной, знайте, что верней всего вам это удастся, если вы будете обращаться с маркизом, как с другом.
Слово друг, употребленное по отношению к маркизу, неприятно поразило слух Аделины; она заколебалась и посмотрела на Ла Мотта.