- Что зачем?
- Исчезать! Зачем?! Что они собирались сделать за то время, пока их не было. Что-то же хотели, мне теперь никто не докажет, что они заперлись в лесной избушке и втроем занимались любовью! А исчезали, чтобы не смущать молодых милиционеров!!!..
- Конечно нет, им надо было другое. А как ты считаешь? Подумай, с какой целью?
От злости меня посетило вдохновение:
- Выкапывали в лесу спрятанные сокровища, - раздраженно сообщила я. Встречались с контрабандистами на какой-то из границ. Собственноручно в укрытии изготавливали мазню. Убили кого-то. Обокрали музей. Обделывали свои делишки.
- Вот, очень близко. Именно обделывали делишки. Подумай, если у них намечалась сделка, они хотели что-то купить или украсть... Или заменить картины, оригиналы на копии, возможно в церкви, или еще что-нибудь...
- Да, они не могли это сделать, зная, что за ними следят. Ладно, будь по-твоему, я догадываюсь, что они делали полезные приобретения, спокойно, без помех. Это действительно было так срочно и так выгодно, чтобы заниматься трюком с заменой?
- А если у них было несколько срочных дел? Если в последние месяцы их деятельность была затруднена, если они боялись милиции и не имели свободы, если добра собралось столько, что об утрате они и думать не хотели?..
- Понятно, миллионы рядом, а добраться нельзя. Даже если они и купят что-то, переправить не смогут, потому что за ними следят. И шефу не отнесут, и вообще ничего не сделают. А не мог эти сделки провернуть кто-то другой? Обязательно они?
- Все считали, что за ними следят. Кому-то была нужна свобода действий, вот они ее и получили. Благодаря этому, после многих месяцев проволочек, они смогли увидеться с разными людьми, получить у них всякие ценные вещи, завербовать новых, чистых людей, выезжающих за границу...
- А!.. Все, кто с ними встречался, засвечивались и контролировались?
- Вот именно. А им надо было столкнуть все оставшееся имущество, потому что они собирались ликвидировать предприятие. Ты понятия не имеешь, насколько подвижны они были, объехали всю Польшу...
- Им приходилось избегать гостиниц и самолетов, чтобы не называть имен, - заметила я. - Скорее всего, они ночевали у частников. В Кракове купили иконку, в Познани уговорили кого-то отвезти посылку в Париж...
- Примерно так все и было. Только умножь все на десять. Ну и самое главное, они должны были встретиться с тем, кто охранял остатки баронских сокровищ, и встретиться так, чтобы его не обнаружить. То есть тайно.
- Что ж, я действительно неплохо догадалась. А во второй раз они хотели проделать то же самое?
- А как ты думаешь?
- Лично я думаю, что они хотели смыться. Доделать кое-что, домой не возвращаться и исчезнуть в синей дали. Зная, что никто за ними не следит, милиция сидит в кустах и наблюдает за подставными мужем и женой. Так?
- Вот видишь, как легко догадаться, стоит только подумать...
- Подожди. У меня снова не сходится. Я правильно думаю, что комод как-то связан с мифическим главарем?
- Возможно и правильно.
- А мифический главарь связан с бриллиантами?
- Не знаю, тоже возможно.
- В таком случае, опять какая-то бессмыслица. Зачем я здесь? Может все дело в тебе? Если ты не главарь, может ты подменил бриллианты? Испугавшись павшего на меня подозрения, ты помчишься в милицию и во всем признаешься, чтобы спасти меня. Как ни крути, у меня получается, что ты здесь замешан, и я не знаю, кто здесь я - ловушка, приманка или упрек совести?
- Может, что-то еще? Например, допинг.
- Как это? Для кого?
- Для тебя. Допинг для мышления. Ты не желаешь оставаться под подозрением, начинаешь думать...
- Много я надумаю, кот наплакал. Того, что я надумала до сих пор, он как-то в расчет не принимает. На кой черт мне подбрасывать ключик в свой чай?
- Ты же его достала, а в чае его никто не видел.
- Поэтому капитан так разозлился?
- Возможно...
- Ну, хорошо, а взломщик? Стояли люди у дома, или нет? Если стояли, должны были его увидеть! Мало того, ключик в чай тоже кто-то бросил, причем в последний момент, потому что банкой я пользовалась все время. Не зря капитан ругал меня за открытое окно! Почему не разбирались, влазил ли кто-то в окно? Они перестали следить?
- Возможно и перестали. Нужны-то были не вы, а настоящие Мачеяки.
- Значит, у меня нет доказательств того, что кто-то влез и подбросил? Меня можно бесконечно пугать подозрениями?
- Да, можно.
Я на минутку остановилась, пытаясь освоиться с новыми ощущениями.
- Так я на это не согласна, - твердо решила я. - Извините. Сделай что-нибудь!
Марек засмеялся:
- Ну и посмотри, как здорово ты исполнила желание полковника, не зная, что ему надо...
Домой я возвращалась полная подозрений и сомнений, с чувством отвращения ко всем бриллиантам мира. Обидевшись на то, что меня подставляют, я сказала:
- Поехали в Сопот. Лучше послезавтра. Если полковник с таким энтузиазмом дал разрешение, что-то там произойдет.
Насчет сглазить, у меня оказался особый талант...
Я сама выбрала себе комнату со стороны улицы, из-за вида на море. Когда я представила себе шум машин, подъезжающих ночью к Гранд Отелю напротив, и попыталась поменяться на комнату в боковом крыле, оказалось, что все занято. Пришлось с шумом мириться.
Девушку, живущую рядом, в первый раз я увидела на четвертый день всеобщего помешательства. Я появилась в коридоре как раз тогда, когда она закрывала свои двери. Она закрыла их, посмотрела на меня и удалилась в сторону лестницы. Я, естественно, присмотрелась к ней и испытала облегчение при мысли, что на этот раз имею дело не с девкой, а с порядочным человеком, для которого красота сама по себе ничего не значит.
Девушка была очень красивой. Скорее всего ее следовало бы называть женщиной, потому что ей могло быть и 35 лет, чего, ясное дело, по ней не было видно, и о чем не догадался бы ни один мужчина. Выглядела она на 25, пользовалась дорогой косметикой и имела асимметричные брови, которые прибавляли ей красоты. Кроме того у нее были красивые волосы, прелестная фигура, она была очень худой, гибкой, какой-то чертовски ловкой и подвижной. Мне показалось, что в ней есть нечто знакомое, вызывающее неприятные ассоциации, хотя наверняка я не видела ее ни разу в жизни. У меня хватило сообразительности ничего о ней не говорить.