В следующий раз я увидела ее в тот же день вечером, когда мы, как всегда опаздывая, спускались на ужин. Она поднималась наверх, мы столкнулись на лестничной клетке. Я не стала проверять, какое впечатление она произвела на Марека, мне было достаточно того впечатления, которое произвел на нее он. Этот взгляд на него и сразу же на меня... В мире не найдется женщины, которая не знала бы, что это значит, у меня возникли смешанные чувства.
- У нее интересно раскрашены глаза, - сказал он, усаживаясь за столик. - Ты заметила? Теперь так модно?
Я кивнула, наполнившись легкомысленным удовлетворением. Если бы он ничего не сказал, я бы забеспокоилась - девушка бросалась в глаза, а он замечал все.
- У нее несимметричные брови, и она умело это подчеркивает, ответила я. - Она прибавляет выражение лицу. Глаза у нее действительно раскрашены неплохо, и я пока не могу найти никакого недостатка, который можно было бы подсунуть тебе под нос. Кроме того, что она намного старше, чем выглядит.
- Откуда ты знаешь? Вы знакомы?
- Нет, я ее в первый раз вижу, и вообще не знаю, кто это. Она живет рядом с нами. Я просто к ней присмотрелась.
- Выглядит она всего на двадцать восемь, - критически заметил он. Но по-моему, ей тридцать два...
- Тридцать пять, - безжалостно поправила я, - а может и шесть. Я в этом разбираюсь.
Больше мы про девушку не говорили, были более интересные темы. Однако не следующий день я утвердилась в мысли, что Марек ей глянулся. На это неумолимо указывали незаметные признаки. Я самого начала знала, что его должны уводить, особенно личности агрессивные и уверенные в себе, но из-за этой черепахи я чуть не лопнула от злости. Было в ней что-то такое...
После ужина я задержалась. Мы опять заканчивали последними, как опоздавшие. Кто-то предложил ей партию в бридж, за одним столиком уже играли, а за другим искали четвертого.
- Может быть вы?.. - сказал нам с надеждой известный композитор.
Я собиралась отказаться, но Марек меня опередил.
- Сыграй, - предложил он, - ты же любишь, и давно не играла. Хочешь?
Я заколебалась. У меня появились плохие предчувствия. Она тоже играет, береженого бог бережет, но не выманиваю ли я волка из лесу?..
- А ты как? - осторожно спросила я.
- А я с удовольствием посмотрю. Я предпочитаю болеть. Сыграй, сыграй...
Эта агитация показалась мне немного подозрительной, но композитор уже не отставал. Я взяла карты, девушка попала ко мне в партнерши и села напротив, женщины против мужчин. Марек поставил себе кресло рядом со мной. Собственно говоря у меня не было к ней никаких претензий, она пока не сделала мне ничего плохого, а красоту ее я могла в конце концов и простить.
- Накажем мужиков, хотите? - добродушно предложила я.
- Охотно, - ответила она улыбаясь уголком рта, тоже как-то несимметрично. Асимметрия казалась главной чертой ее красивого лица.
Понятно, что в карты я смотрела только одним глазом, а вторым присматривалась к партнерше. Играть она умела, это не вызывало сомнений. Мы бы конечно обыграли мужчин, если бы она не пробросилась. Она надолго задумалась, держала карты в руке, противник очень долго колебался, делать импас под даму или нет, импас был бессмысленным, все показывало, что он этого не сделает, я бы и сама держала готовой эту малку, но он вдруг решился, положил валета, а она, не смотря ни на что, сбросила валета. Когда карта ложилась на стол, она уже опомнилась, но не успела отреагировать.
- Ох! - крикнула она и со страхом закрыла лицо рукой. - Ну, знаете!.. Вы не должны были импасовать! Извините меня...
- Ничего, - ответила я вместе с противниками. - Я знала, что вы положите то, что держите в руке, потому что на стол вы не смотрели. Я и сама так могу. Ерунда, все равно мы их обыграем.
- Наглые бабы, - подвел итог композитор.
Ее жест позволил мне заметить один недостаток в ее сказочной красоте. У нее были деформированы два ногтя на правой руке, на среднем и безымянном пальцах. Из-за тщательного маникюра это не бросалось в глаза, и я подумала, что двух ногтей для создания неприязни мне может не хватить.
В Марека с этого момента будто что-то вселилось. До сих пор он сидел тихо, а теперь вдруг оживился и начал ей ассистировать. Зажигал ей сигарету, заказывал кофе, подвигал пепельницу, почти готов был усесться с нею, чтобы согреть. Он окружил ее облаком внимания большим, чем меня, как бабку на базаре, и было видно, что она принимает это как явное ухаживание. Я знала, как к этому относиться, и если бы это была противная старая мымра, я не имела бы ничего против, кто знает, может в моем сердце даже проснулась бы жалость, но в присутствии ее внешности во мне поселился протест. Где-то внутри, меня грызла ядовитая змея.
Мощный, красивый, прекрасный удар я получила на следующий день, перед обедом. Красясь у зеркала над умывальником, через закрытые двери я услышала, как он обхаживает ее в коридоре. Мерзкая дива видимо вернулась из города, у нее были какие-то пакеты, что-то у нее упало, естественно, она выбрала для этого как раз тот момент, когда он вышел из комнаты. Я слышала, как он вошел к ней, помогал освободиться от этих пакетов, возможно, снял с нее плащик, наверняка повесил, и, кто знает, не снял ли он туфли с ее паршивых ножек. В эту минуту я бы не вышла, даже если бы комната загорелась, скорее погибла бы в пламени. Я разбираюсь в жизни и понимаю, что имеет смысл, а что - нет.
Но все-таки у меня никогда не было добродушного английского характера и никогда я не любила изображать достойную сожаления жертву. Моральные муки никогда не были для меня желанным испытанием. Я не стала надолго откладывать выяснение отношений и сразу бросилась на него выпустив когти, сразу после выхода на прогулку, на парапете первой же встретившейся набережной.
- Послушай-ка, сокровище, - зловеще сказала я. - Я к тебе уже привыкла и поверила, что ты будешь любить меня до конца света. Что означают эти афронты?