— Послушайте, Юлия, — прибавил он с покорностью, — в ваших руках две жизни, честь женщины, спокойствие целого семейства, которое не сделало вам ни малейшего зла.
— Это не новость.
— За сколько согласны вы продать все это?
— За два миллиона, — отвечала она, улыбаясь.
— У меня всего один — возьмите его.
— Потому-то я и прошу два, я не продам вам этих писем. И если я упускаю случай разбогатеть за ваш счет, то надеюсь вознаградить себя за счет других.
— Юлия! — произнес Леон умоляющим голосом.
— Сознайтесь, вы решились бы на преступление, чтобы получить эти письма? Да, вот от чего зависит честь людей. Пожелай я сделаться маркизой де Гриж — я была бы ею, лишь бы только принесла вам в приданое этот пакет.
Леон не отвечал.
— Да, вам нечего и отвечать, — продолжала она, — я наперед уверена в вашем согласии. Так вы глубоко любите г-жу де Брион? Но не настолько, насколько я презираю вас. Да и нет ничего презреннее мужчины, уничтоженного женщиною и не могущего ничего ей сделать.
Сказав это, Юлия позвонила.
— Что вы делаете? — спросил Леон, рассудок которого начинал мрачнеть от гнева.
— Хочу отослать на почту письма, они уже в пакете. Вот удивится Эмануил, получив их.
— Нет, вы не сделаете этого, Юлия!
— Посмотрим.
В эту минуту вошла горничная, и Юлия, вынув из-под корсажа пакет писем, сказала:
— Генриетта, — отнеси этот пакет на почту; но смотри, чтоб он был отдан непременно.
— Что вы так бледны, сударыня? — заметила Генриетта, и, обратив глаза на Леона, она увидела, что он был бледнее ее госпожи, она тихо прибавила: — Жан остается.
— Хорошо, — возразила Юлия, — мне нечего бояться; ступай!
Леон взял шляпу, как бы с намерением следовать за Генриеттой.
— Напрасный труд, — сказала ему Ловели, — вы не получите от нее этих писем, даже за ту сумму, которую вы мне предлагали. Генриетта убила своего ребенка, милый Леон, доказательства этого преступления в моих руках, и она гораздо более боится эшафота, нежели желает денег. Видите, Леон, что в людях, которые служат мне, я могу быть уверена. Так не мешайте же ей исполнить мою волю; тем более что там не все письма г-жи де Брион, половина их осталась у меня, на всякий случай. О, я не так проста! И не отчаивайтесь за себя — я упрочиваю ваше же счастье! После этой огласки Мари будет принадлежать вам безраздельно; а другие женщины не насмотрятся на вас, когда узнают о вашей победе над добродетельнейшей из них; вы сделаетесь знаменитейшим человеком.
— Хорошо!
Вот все, что мог сказать Леон: гнев душил его. И, как безумный, он выбежал на улицу.
«Вот несчастнейший из людей, — подумала Юлия, видя из окна, как он садился в карету. — Что делать? Каждому свое!»
И, взяв лист бумаги, она написала г-же де Брион следующее:
«Милостивая государыня. Я два раза приезжала к вам, не удостоившись чести быть принятой. Я прощаю иногда причиненные мне страдания, но никогда — оскорбление. Я отсылаю вашему мужу, которому некогда и сама принадлежала, ваши письма де Грижу, моему, или лучше, нашему любовнику. Юлия Ловели».
В это время вошла Генриетта.
— Отдала ты пакет? — спросила ее Юлия строгим голосом.
— Отдала, — отвечала не без замешательства Генриетта.
— Хорошо! Прикажи Жану отнести эту записку по адресу.
XI
«Что делать, что делать? — говорил растерявшийся и обезумевший Леон. — Каждая минута, проведенная мною в бездействии, стоит годы счастья Мари».
Какие только соображения и предположения не приходили ему в голову — и все они распадались в прах при одном слове «невозможно!». Состояние, жизнь, честь — все готов он был отдать за средство спасти Мари — и не находил этого средства. Волей-неволей надо было ждать хода дел, потому что всякое насильственное действие могло иметь еще большую огласку.
Но каким образом сказать обо всем этом г-же де Брион? На такой подвиг он не находил в себе достаточно храбрости; он без цели блуждал по улицам Парижа, и вечером, не зная как, Леон очутился в клубе. Да и куда ему было деваться: ни к себе, ни к Мари он не смел зайти.
Между тем вернулся Жан, доставивший по адресу записку Ловели. Она потребовала его к себе.
— Г-жа де Брион была дома? — спросила она его.
— Точно так.
— У нее никого не было?
— Нет, у нее был граф д’Ерми.
— Хорошо, что она тебе сказала?
— Она спросила ваш адрес.
— Ты сказал его?
— Да.
— Меня ни для кого нет дома; помни это.