Хочется отбросить всю эту шелуху и просто всмотреться в будничный быт и психику этих людей, поставленных в положение всемогущих властителей России.
Входили ли они в соприкосновение с живыми людьми? Были ли моменты, когда они чувствовали себя не властителями, а обывателями?
Отдельные штрихи такого рода кажутся, на первый взгляд, недостаточно показательными. Вот во время пребывания в Крыму осенью 1909 года ее величество с неизменной Вырубовой отправляется «инкогнито» за покупками по магазинам Ялты.
Льет проливной дождь, но это не уменьшает удовольствия. Очень уж весело как простым смертным ходить из магазина в магазин, рассматривать ткани, расспрашивать о ценах, торговаться с приказчиками. Но вот Александра Федоровна поставила в углу магазина свой намокший зонтик и целая лужа с него натекла на пол. Приказчик недоволен.
— Так, сударыня, нельзя, — говорит он. — Некому тут за вами убирать. Не видите, вон для зонтиков специальная подставка имеется.
Кончилось инкогнито. Гордо выпрямилась императрица всероссийская.
— Прикажете подать ваш экипаж? — склоняется в почтительном поклоне фрейлина Вырубова.
Они проследовали к двери. В ужасе мечется омертвелый приказчик. Попытки жить «как все» прекратились на долгие годы.
В том же 1909 году делает подобную попытку и самодержец. Его величество пожелал надеть форму простого солдата. Злые языки уверяли, что этот маскарад был затеян «по пьяной лавочке». Впоследствии из этого переодевания царя сделали целое событие. Было объявлено, что в непрестанных заботах о благе верноподданных государю императору благоугодно было лично изучить тяготы солдата русской армии. Из шалости сделали событие. О «подвиге» Николая читались особые сообщения во всех воинских частях империи. 16-й стрелковый полк, форму которого надел Николай, был прославлен. Царь заполнил даже книжку рядового этого полка и взял себе номер 1-й, записал себя в первую роту и первый взвод, а в графе «на каких правах служит» начертал: «Никаких прав, служит до гробовой доски».
Но событие из этого сделали впоследствии. Поначалу же это было желание хоть на часок вырваться из клетки, погулять, как гуляют обыкновенные люди. Ничего веселого из этой попытки не вышло…
— Одевай меня, а то я не знаю, что надевать сначала, — сказал царь солдату, принесшему из цейхгауза солдатское снаряжение.
Стрелок, у которого душа ушла в пятки, выполнил дрожащими руками выпавшее на его долю высокое поручение. Все окружающие и приближенные пришли в ужас: царь пожелал пойти на прогулку сам и строго запретил следовать за собой.
Сколько смятения вызвал этот небывалый поступок!
Царь вышел из дворца, прошел по Ливадийскому парку, вышел в Ориадну, погулял как «простой человек» и, веселый и взвинченный, выйдя на шоссе, обратился к дворцовому городовому с вопросом, как пройти в Ливадию.
— Куда прешь? По шее захотел? В участке давно не был?
Хмурый городовой не узнал в сером солдате помазанника Божия. Помазанник вернулся с прогулки хмурый и больше попыток такого рода не предпринимал.
Но во имя справедливости надо сказать, что потребность хотя бы отчасти выйти из-под опеки окружающих, как-то сблизиться с жизнью у Николая проявлялась довольно настойчиво.
Мы видели в предыдущих главах, как подавляюще убог был состав сановников и министров, окружавших царя. Это были малограмотные люди, твердо убежденные в том, что их власть над Россией совершенно законна, что это навсегда. Они, конечно, ничего не могли сообщить царю о живой жизни, да и не хотели этого. Недаром же для него издавали особую газету на великолепной бумаге — эта газета, составляющаяся цензурным комитетом по печатным материалам «Нового времени», «Московских ведомостей», «Русского знамени» и по агентурным донесениям, только и делала, что уверяла царя в опасности, которой грозит потачка крамольным элементам, убеждала в безграничной любви к монарху всего населения, говорила о беспредельной мудрости царских мыслей и действий. Недаром же так громко кричат «ура!» народные толпы во всех местах, где показывается Николай.
Кроме министров в непосредственном распоряжении Николая были еще и губернаторы. Всеподданнейшие отчеты их должны были давать царю картину народной жизни.
Но губернаторами назначались только лица особо благонамеренные, каждый из которых считал себя чем-то вроде царя в полученной им вотчине. Качественный состав губернаторов был еще ниже, чем состав кабинета. В «Записках» князя Урусова нарисована очень поучительная картина съезда губернаторов, собранного по инициативе Плеве для обсуждения коренных вопросов управления. Съехалось 40 губернаторов, но ни один из них не сказал ничего толкового. Все мялись, трусили, переглядывались, угодливо улыбались на просьбы высказаться по существу, трусливо отмалчивались и мычали что-то невразумительное. Даже старый бюрократ Стешинский, хорошо знавший, из какого теста готовятся администраторы, пришел в ужас и возгласил, уходя из зала: