Если, изучая поколения во всякой иной семье, мы встретили бы людей самых различных общественных положений: помещиков и ветеринаров, акушерок и художников, избирателей и банковских служащих, то здесь, в семье Романовых, не только одна-единственная профессия — царская, но еще и связанная с этим неограниченная возможность осуществлять свои капризы, хотя бы и самые чудовищные!
В большей или меньшей мере, но у каждого из нас, без исключения, есть темные, подсознательные мысли и желания. Мало ли что подскажет, что шепнет инстинкт дикаря, шевельнувшийся на секунду в душе. Но мы все не доводим не только до осуществления, но даже до сознания своего эти темные мысли и ощущения: у нас есть культурные навыки, завещанные нам целым рядом поколений, и еще на свете существуют общеобязательные законы с их карательным аппаратом.
Для семьи Романовых этих законов не существовало. И поэтому в этой семье от поколения к поколению не могли создаваться те культурные навыки, которые определяют для каждого из нас, что можно, а что нельзя. Стоит вдуматься в это, чтобы понять, как безгранично мог и должен был зайти процесс вырождения у Романовых.
Если все мы, огромное большинство людей, не осуществляем своих грешных, темных и подсознательных мыслей прежде всего потому, что мы не можем, не имеем возможности осуществлять их, то у Романовых такие возможности были. Они, эти возможности, были с ними неразлучны в течение ряда поколений, в продолжение целых веков! И поэтому какие бы мрачные, какие бы трагические страницы быта этой семьи ни развертывали перед нами официальная история и неофициальные показания современников, удивляться приходится тому, что были в жизни дома Романовых хотя бы редкие моменты, не сплошь залитые кровью, не сплошь окрашенные в черный цвет преступлений.
Все мы знаем, что такое толпа. Больше чем когда бы то ни было мы знаем, что люди — не ангелы, что вовсе не случайно сложилась старая формула «человек человеку — волк». Возьмите какую угодно культурную страну, выберите наиболее просвещенный город и объявите во всеобщее сведение, что все запрещения и кары отменяются, что нет и не будет больше ни городовых, ни милиционеров, ни шуцманов, ни ажанов, ни жандармов, и посмотрите, что сделается в течение нескольких дней с этим городом, с этой страной!
До чего изумительно озвереют, до чего переродятся все люди от мала до велика!
Пока жизнь налажена и течет по рельсам, как мало заметно вмешательство властей, как спокойно стоит на углу представитель власти в полицейской форме, этот живой символ карательной власти государства! Но стоит убрать его с места, как только его отсутствие проникнет в сознание масс — все переродится. Как легко и просто будет перегрызать друг другу горло огромное большинство этих культурных и приветливых, ныне улыбающихся друг другу людей!
Нет полиции? Нет кары и ее угрозы? Стоит ли тогда работать, уважать права ближнего и держаться налаженных устоев общественной жизни! А не хрястнуть ли по уху этого толстого человека в котелке? Что, если отобрать у него золотые часы, а кстати и бумажник? Не опоздать стащить с рук этой старухи золотые кольца и вырвать у нее с мясом ее бриллиантовые серьги. Пригодятся! Хотя бы для этой вот молоденькой, испуганно сторонящейся девочки. Не любишь? Небось, полюбишь!
Эта вот возможность невозбранно и безнаказанно осуществлять все, самые дикие, самые звериные желания была в течение целых веков у семьи Романовых. Именно это совершенное сознание безнаказанности, полная и абсолютная уверенность в отсутствии какой бы то ни было кары, каких бы то ни было запретов и ограничений было характерно для всех поколений этой несчастной, обреченной на трон семьи. Более того, они имели вокруг себя толпы людей, восторженно аплодирующих каждому их поступку, любому жесту и слову. И, кроме того, у них самих было с детства воспитано уродливое внутреннее сознание того, что они «избранники Божии», что их желаниями и инстинктом движет сам Бог, помазавший их на царство. И были жадные толпы льстецов, придворных или темные низы, миллионы людей, оглушительно ревевших «Ура!» и плакавших подлинными слезами при виде «царя-батюшки», «обожаемого монарха».
Чем больше вдумываешься в ту изумительную эпоху, в ту позицию, которую свыше трехсот лет занимала романовская семья, тем меньше удивляешься обилию пиратов, сумасшедших, развратников и убийц в этом семействе. Могло ли быть иначе? Неужели могли быть и были в семье Романовых такие странные исключения, которые не были ни сумасшедшими, ни развратниками, ни кровосмесителями, ни убийцами?