Петр не родился, а сделался великим человеком.
Трудно ответить на вопрос, как, каким образом произошло это превращение. Можно только внимательно всмотреться в события его жизни, ярко и выпукло отражающие решительную, переломную эпоху в жизни России. И в первую очередь следует всмотреться в поездки Петра за границу, переродившие и изменившие его психику.
Ново! Небывало! Русский царь отправляется за границу!
По тем временам план Петра отправиться в путешествие по Европе казался изумительно смелым, небывалым. Русские летописи не знали ничего подобного. Вообще поездка за границу считалась чем-то вроде измены. Какие расправы следовали за дерзкими попытками русских людей уехать за границу! Серьезные кары ожидали не только самих виновных, но и их родичей. Когда князь Хворостин в царствование Михаила Федоровича или Ордын-Нащекин в царствование Алексея Михайловича оказались повинны в этом «грехе» это вызывало целую бурю.
Но если путешествие за границу считалось совершенно недопустимым для верноподданных, то еще более кощунственной была такая поездка применительно к царю. Русский царь должен сидеть дома, а не по заграницам шататься! За 600 лет, со времени князя Изяслава, русская история не знала ни одного случая такого рода. Именно этим — крайней необычностью путешествия — объясняется инкогнито Петра, путешествовавшего под именем унтер-офицера Петра Михайлова. Никто в России не должен был знать, что царь отлучился за границу. За разговоры об этом полагались нещадные батоги. Царь находится в Воронеже — такова была официальная версия. За все время путешествия даже на письмах, отсылаемых из России царю, неизменно значилось: «передать унтер-офицеру Петру Михайлову».
Мы видели уже, до чего не похож образ Петра, каким он рисуется из подлинных документов эпохи, на тот слащавый, выдуманный и приторный манекен, который создали не в меру усердные официальные источники. Когда следишь за путешествием Петра по первоисточникам, убеждаешься в этом лишний раз, и делаются совершенно понятными те ужас и смятение, которые вызывал в европейцах того времени этот российский дикарь.
Отъезд Петра был назначен на февраль 1697 года, но он несколько задержался — открылся очередной заговор. Слухи о поездке царя вызвали не только общее возмущение, но и попытки восстания. Надо было браться за усмирение, за топор. На этот раз Петр спешит: головы рубятся наспех, без того увлечения и азарта, с которыми он, превзойдя Грозного, уничтожал сторонников Софьи, стрельцов. Перед поездкой казни интересуют его только количественно, а не качественно. Самому пытать подозреваемых, подвешивать их на дыбу и собственноручно отрубать головы на этот раз Петру не хочется. Некогда — за границу ехать надо.
10 марта тронулись, наконец, в путь колымаги и рыдваны. В свите «унтер-офицера Михайлова» около 250 человек. С собой везут не только пажей, камердинеров, но и музыкантов, шутов, ювелиров… Ехать, так ехать!
Первым этапом явилась Швеция. Шведский губернатор в Риге Дальберг воспользовался тем, что царь путешествует инкогнито и, сказавшись больным, на приеме не появился. В будущем мстительный Петр припомнит ему это прегрешение и, объявляя войну Швеции, сошлется на это невнимание губернатора как на личное оскорбление русского императора, делающее неизбежным открытие Россией военных действий. Как будто предвидя это, уже в этот период Петр, пребывая в Риге, принимается собственноручно набрасывать план крепости. Шведским властям приходится вежливо, но твердо одернуть не в меру предприимчивого гостя. Шпионить, приехав в гости, не полагается.
Огромное большинство показаний современников останавливается прежде всего на жестоком пьянстве, которому предавался в путешествии Петр, выбирая для этого наиболее грязные харчевни и кабаки.
Представительства в какой бы то ни было форме он не выносит. Миндальничанья терпеть не может. Когда курфюрст Бранденбургский выслал ему навстречу принца Гольштейн-Бекского, Петр наотрез отказался разговаривать с этим посланником. Ему приятнее и веселее было с портовыми матросами и судомойками.
Когда придворный церемониймейстер, поэт и ученый Яков фон Базель, утонченный царедворец, пытается встретить царя речью по всем правилам хорошего тона, Петр набрасывается на него и срывает с него напудренный парик. Церемониймейстер в ужасе.
— Этак не полагается, ваше величество, — указывают царю.
— А на кой леший он, церемониймейстер этот, нужен?