Но Елизавета, забыв о Бутурлине, очень скоро после этого сошлась с Семеном Нарышкиным. Он считается женихом, даже мужем царевны. Европейские послы уже сообщили о его роли при дворе в своих донесениях. Петр снова вмешивается, и Нарышкина, разлучив с Елизаветой, срочно отсылают в далекое путешествие в Париж.
После воцарения Елизаветы этот Нарышкин поторопится вернуться в Россию, но и он, и Шубин окажутся уже забытыми. Семен Нарышкин, поняв, что приехал поздно и никому здесь не нужен, станет с горя удивлять петербургское общество своими парижскими манерами и каретой, в колеса которой между спиц вставлены зеркала, ярко блестящие на солнце.
Записки современников говорят о том, что все семь недель со дня обручения до дня, на который была назначена свадьба, четырнадцатилетний император казался грустным, подавленным. Он часто говорит о предчувствии близкой кончины, о том, что «он равнодушен к смерти».
Но вот настали уже дни предсвадебных торжеств. Ликование Долгоруких доходит до предела. Князь Алексей Григорьевич уже получил в подарок от императора 40 тысяч душ. Отцу невесты, как в свое время и Меньшикову, пока тот считался отцом невесты, обещан уже не только титул герцога и князя Священной Империи, но и все то же герцогство Козельское в Силезии. На радостях князь Алексей Долгорукий отныне заставляет всех придворных, приходящих к нему в гости, целовать свою руку.
Придворные удивляются, но пока что целуют.
Во вторник 6 января 1780 года на празднество водосвятия на Москве-реке государыня-невеста приезжает в золоченых санях, запряженых цугом. На запятках ее саней — государь. Богослужение на льду длится долго, и государь простудился. В тот же вечер он свалился, а наутро у него открылась оспа.
Есть основание думать, что Петр II не только разговаривал о своем желании умереть, но и действительно старался приблизить смерть. Он по-прежнему считает нужным поступить по-рыцарски и жениться на «обманутой» им девушке, но эта пышнотелая красавица глубоко антипатична ему. Он любит свою тетку Елизавету.
Болезнь протекает в сравнительно легкой форме. Уже через неделю издается бюллетень, что болезнь разрешилась благополучно и здоровье государя вне опасности.
Но четырнадцатилетний мальчик, этот неограниченный властитель государства, как будто сам ищет смерти.
Испуганные, растерянные Долгорукие наспех составляют подложное завещание, по которому престол российский будто бы волей императора передается государыне-невесте Екатерине Алексеевне. Это подложное завещание подписывает князь Иван, умеющий прекрасно имитировать детский почерк Петра II. Второй экземпляр завещания князь несет во дворец. В надежде, что умирающего государя удастся уговорить и тогда подлог будет не нужен.
Надежды напрасны. У постели больного неотлучно дежурит Остерман.
Иван Долгорукий пытается «пересидеть» Остермана, дежурит весь день и ночь в субботу и воскресенье, но Остермана не пересидишь. У него выдержки хватит. Он тоже не выходит из спальни умирающего все эти дни. Подсунуть завещание Петру для подписи не удается.
В понедельник 19 января, в тот самый день, на который назначена была свадьба, Петр, последний представитель мужского поколения рода Романовых, умер.
Верховный Тайный Совет решает вопрос о престолонаследии. Кого-то еще Бог пошлет России?
Князь Иван Долгорукий спешит на заседание Верховного Тайного Совета. А вдруг признают завещание настоящим! На грех ведь и из палки выстрелишь. Трон, царствование — это ведь все от удачи, от смелости. Дело нехитрое — кто палку взял, тот и упал…
Анна Иоанновна
Что представляет собой Анна Иоанновна — эта новая фигура, украсившая собой многотерпеливый трон русский?
Если первого Романова при спокойной оценке его способностей можно представить в роли полового в трактире, подающего солянку московским извозчикам, или даже телефонным мальчиком в отеле средней руки в наше время; если второго Романова, Алексея Михайловича, вдумываясь в его психику, легко представить себе неплохим кучером (дородность очень ценится на этом посту) в Елабуге, а то и в самой Костроме; если Петр I вместе с исключительными способностями имел многое и для роли этакого бравого всероссийского капитана-исправника, лихого молодца, являющегося грозой для своего участка («Этот у нас молодчага! Всех подтянул!»), и наряду с этим проявлял еще и способности толкового купца… если, наконец, Екатерина I, судя по ее жизни при Петре, имела все основания оказаться чудесной экономкой, очень хорошей горничной из тех, кто весь свой век считаются преданными и только под старость умудряются украсть у доверяющей ей благодетельницы кругленькую сумму, — если рассуждать таким образом, то Романовы, какими мы их видели до сих пор, допускают все же ту или иную характеристику. Но уже Петр II — это воистину лицо без речей, без физиономии, без индивидуальности, без каких бы то ни было особых примет. Просто испорченный мальчик, один из так называемых дефективных детей, каких, к сожалению, появляется на свет так много во все времена и во всех странах.