- Все, все, все...
Нам его так жалко, что Сергей клянется:
- Все сделаем!
Наконец, выходим из кабинета и останавливаемся. Не представляю, как выкручиваться, идей никаких. В голове вертятся только странные обрывки федотовских фраз - «оставайтесь на ночь..., делайте, что хотите...». Со вздохом отгоняю непрошеные мысли. Пригожин смотрит на меня и, поджав губы, тянет:
- Да-а-а… Ну, что, куда пойдем? К тебе, ко мне?
Чувствую, как неудержимо краснею. Он что читает мои мысли? Проглотив комок в горле, пытаюсь восстановить сбившееся дыхание. Вдруг он думает о том же, о чем и я? Непослушные губы произносят:
– В смысле?
Даже не узнаю свой голос.
- Ну, я имею в виду, к тебе в кабинет или ко мне в кабинет?
Тряхнув головой, пытаюсь отогнать прочь все глупости. Так, надо сменить тему. А лучше вообще, спрятаться от Пригожина и отдышаться. Проскальзываю мимо Сергея, кидая ему по пути к лифту:
- А-а-а… мне, в принципе, без разницы. Я только схожу сначала, чего-нибудь съем.
- Так рано же еще?!
Упорно продолжаю свой путь, не останавливаясь:
- Не рано, а поздно, я сегодня не позавтракала.
Пригожин тащится вслед за мной и мне приходится все время оглядываться.
- А когда я не позавтракаю, работать вообще не могу.
Сейчас главное держаться от него подальше и успокоится. А то у меня мозги в конец скособочились… «К тебе или ко мне?»... Успокаиваю Сергея жестом, чтобы отстал от меня и шел, наконец, работать:
- Я быстро.
- Не, не... Я тогда с тобой. Пока мысль вырулю, пока то, пока се.
Ну, если только поговорить об идее... Неуверенно соглашаюсь:
- А, ну, давай.
Лифт подъезжает, раздается звонок, и открываются двери. Киваю:
- Проходи.
- После вас. Прошу.
После нас, так после нас. Захожу внутрь, за мной Пригожин. Извне слышится голос Насти:
- Мария Павловна, подождите, подождите.
Вижу, как она бежит к лифту, но машу ей из кабины рукой:
- Потом, Насть, потом.
Ничего важного она мне не скажет, а текучка подождет. Двери начинают закрываться, теперь слышится крик Ксюши Федотовой:
- Сереж, подожди, Сереж.
Даже не пытаюсь нажать кнопку отмены. Догоняйте, девушка. Можно вприпрыжку по лестнице.
Лифт трогается вниз, и я вдруг понимаю, что мы здесь одни, в крошечном пространстве, лицом к лицу... «К тебе или ко мне?»... Серега стоит, прислонившись к двери и сложив руки на груди. Он так спокоен... А у меня внутри начинает опять колотиться, как безумное, сердце и слабеют колени. Чертово Машкино тело. Я совершенно не могу его контролировать. Скорее оно меня контролирует и заставляет чувствовать себя не Романом Серебровым под чужой личиной, а настоящей Машей Филатовой… С ее эмоциями и порывами… Волей-неволей поверишь, что нами полностью управляют гормоны – мужиками мужские, а женщинами женщины.
Я, то смотрю в потолок, то кошусь на Пригожина. Я уже представляю, как он меня прижимает к стенке лифта и начинает целовать... Перед глазами все туманится, и они наполняются влагой... Интересно, о чем сейчас он думает? Может о том же, о чем и я? Пригожин смотрит на меня и задумчиво произносит:
– Ты знаешь, а мне идея Петровича не показалась прямо такой бесперспективной.
Вот чурбан бесчувственный. Даже не пойму о чем он... О каких-то идеях?
- Меня всегда напрягали идеи, которые рождаются не от хорошей жизни.
- Согласен, но все равно может получиться что-то интересное.
Немного успокаиваюсь — рабочие разговоры отвлекают. Поправляю волосы и киваю:
- Может и не получится.
- Маш, откуда такой пессимизм?
Пессимизм? Стараюсь не смотреть в его сторону, а слова про пессимизм вызывают грустную ухмылку — вся моя новая жизнь сплошной сумасшедший авантюризм и абсолютно никакого просвета... Полный раздрай! Тело в одном месте, бог знает где, а душа или что там, совершенно в другом. Неожиданно лифт останавливается между этажами, и свет становится более тусклым. Сергей удивленно произносит:
– Оп-па!
Я в растерянности и ничего не понимаю:
- Ничего себе… Это что такое?
– По-моему, мы застряли.
И мы здесь будем наедине? Может быть час? А может быть…, всю ночь? Это мысль пугает - а вдруг он захочет меня поцеловать? А вдруг захочет трогать, как там, во сне? Губы c трудом произносят:
- Как застряли?
– Как…
Сердце ухает куда-то вниз… Только не это! Судорожно тыкаю пальцами в кнопки, и ничего не происходит.
Сергей в полумраке усмехается:
- Точно.
Это он нарочно, что ли, сделал?
- Чего ты радуешься?
- Я не радуюсь, просто смысл дергаться раньше времени …
Плевать мне на смысл. Паника захлестывает мозг, и я снова и снова тыкаю пальцами в кнопки. Пригожин пожимает плечами:
- Пока не запустят, все равно никуда не поедем.
Я вижу его мерцающие глаза, я чувствую его запах… И у меня слабеют колени…. Вырваться, вырваться, вырваться! Меня из последних сил мотает по кабинке – если остановлюсь, упаду… прямо в его объятия.
- Кош-мар!
Зарываюсь лицом в ладони. Оно горит и мне нечем дышать, я задыхаюсь, я растекаюсь словно пластилин. Господи, мне надо успокоиться, хоть чуть-чуть. Зажимаю рот, потом откидываю голову назад и стараюсь дышать поглубже.
-Фу-у-ух.
- Маш, с тобой все в порядке?
Конечно, нет!
- Да, вроде, да.
- Подожди, а ты клаустрофобией не страдаешь, случайно?
Скорее паранойей на сексуальной почве. Смотрю на этого недотепу, и срываюсь:
- Слушай, Сергей, я не знаю! Я никогда в лифтах не застревала.
- М-м-м… Понятно.
Чего тебе понятно, если я сама… Сам… Ничего не понимаю! То ли здесь душно и жарко, то ли это туловище все в огне Могу только нажимать и нажимать эти чертовы кнопки и молить бога… Не знаю даже о чем… Чтобы лифт поехал и выпустил нас… Чтобы лифт не поехал и он меня поцеловал…
- Подожди, подожди, может тебе…
Он тычет пальцами в мою блузку:
- .. Расстегнуть?
Он хочет раздеть меня? Прямо здесь, в лифте? Но это невозможно! Этого нельзя! Черт, если он сейчас меня коснется и начнет раздевать, я, наверное, потеряю сознание. Судорожно хватаюсь за ворот блузки:
- Только не трогай меня, ладно?!
- Хорошо, хорошо, я тебя не трогаю…, сейчас поедем.
Отвернувшись, расстегиваю пуговицы сам. Стало немного свободнее и легче дышать. Значит, все дело в духоте. Теперь расстегнуть тугой лифчик. Тяну руку, изгибая, назад, а потом резко опускаю ее вниз – совсем с ума сошла, дура. Снова поворачиваюсь к кнопкам:
- Тут же должна быть кнопка вызова.
В голове гул и словно вата в ушах. Сквозь эту вату доносится:
- Маш, пожалуйста, я тебя прошу…, Маша-а-а….
Я поворачиваюсь к нему лицом, не в силах поднять глаза. Все как во сне, все как в фантазиях. Он что-то говорит, но я не понимаю слов:
- Так, тихо, без паники, успокойся.
Смотрю на его губы, и каждый вздох дается мне все тяжелее. Я как расплавленный пластилин… горячий, влажный, липкий… Как тогда, во сне….
- Ты здесь не одна.
Я здесь не одна… И это просто невыносимо! Облизываю пересохшие губы и поднимаю глаза к потолку. Господи, что мне делать?! Его губы совсем рядом с моими. Они шепчут:
- Разденься.
Да!
- Что?
- Сними пиджак, станет легче. Давай помогу.
Да! Да! Да! Он начинает снимать с меня пиджак, и я позволяю ему это делать. Оставшись в одной блузке, стою перед Сергеем, совершенно безвольная и покорная. Как же мне плохо! Я с трудом дышу и чувствую, как по лицу стекает холодный пот. Меня всего выворачивает наизнанку, и я не понимаю, что происходит. Ватные ноги, тяжелые, как стопудовые гири, ватные руки, которые не слушаются меня, все тело словно в огне и будто чего-то ждет, какого-то сигнала. Никогда со мной такого не было, никогда... И чем дольше смотрю на Сергея, тем больше мне невмоготу... Наверно я заболел или отравился... Отвожу глаза от лица Пригожина, а потом поднимаю их к потолку, прикрывая рот и нос ладошкой: