Однажды, когда Ромашка опять гостила несколько дней у неё в доме и они сидели за ужином, Ромашка сказала:
— Маме придётся теперь меньше ездить по разным городам. А приглашений так много…
— Почему же? — спросила Прапра.
— У нас будет малыш. Мама только вчера мне сказала. А ты уже это знаешь?
— Да знаю, знаю… — пробурчала в ответ Прапра; голос у неё был словно у старого медведя. И сердито добавила: — А раз так, то самое лучшее для тебя — вернуться ко мне.
— Ну, Прапра, неужели ты правда думаешь, что, когда родится малыш, мама превратится в злую мачеху?
Прапра опять сердито забурчала:
— Гм, да нет, нет… Но отцу-то ты ведь уже не так будешь нужна. Да и ей тоже… Мне ты нужна куда больше.
Последнюю фразу Ромашка и поняла-то с трудом.
— Ну что ты, Прапра, я ведь каждый день к тебе буду приходить, ведь мы не оставим тебя совсем одну, я и мама… А маме я тоже нужна. И папе. И этому малышу.
— Тут большая разница, — бормотала Прапра, тряся головой. — Очень большая разница…
Ромашка готова была расплакаться.
— Да я этого малыша уже так люблю! И ты, и ты его люби, Прапра… Вот как меня!
Прапра откашлялась, и голос у неё стал совсем другой:
— Ну, может, не так, как тебя, но любить-то я его буду.
— А я его буду каждый день к тебе в сад привозить в коляске. Поставим его под яблоню — там тень. Я так рада, Прапра! И ты, и ты рада — вижу, что рада!
— Конечно, рада, Ромашка, — сказала Прапра. Ей не хотелось огорчать Ромашку. И так чуть до слёз её не довела своей болтовнёй.
На хоровой кружок, как всегда, пошли все втроём — Гина, Ромашка и Волчок. Ромашка всё время глядела на светофоры и не пускала Волчка бежать на красный свет. А Гина её за это дразнила.
— Паинька, паинька! Хочешь у милиционера пятёрку получить?
Ромашка не злилась, а только смеялась — кудрявый хвостик так и подпрыгивал у неё на затылке. Зато Волчок злился:
— Эй ты, Хитроумная! Ну что ты к ней всё вяжешься! — И удивлялся Ромашке: — И как только ты её терпишь? Я бы ей давно наподдал!
— На то ты и Волчок! — выпалила Гина. — Волчок, Волчок, Волчок!..
Волчок покраснел. Ни на что он так не обижался, как на это старое прозвище. Ведь он давно уже не выл волчонком, а прозвище словно прилипло! Сжав кулаки, он бросился на Гину, и, не схвати его Ромашка за руки, вышла бы драка.
— Ну что из-за слова-то драться! — уговаривала Ромашка Волчка. Но тот, не разжимая кулаков, кричал:
— Пусть попробует ещё меня так назовёт! Воображала! Так влеплю — не обрадуется!
Гина хоть и была выше их обоих, но с Волчком никогда бы не справилась. И потому она сказала с таким видом, как обычно говорят взрослые:
— Ну хорошо, ты не Волчок. Теперь ты удовлетворён?
«Кто умнее, тот и уступит», — вспомнилась ей любимая поговорка её матери, и она скорчила такую важную мину, что Ромашка громко расхохоталась, тут уж и Гина с Волчком не смогли удержаться от меха. И снова они все втроём зашагали по улице в сторону школы. Но перемирие длилось недолго. На Гину и в самом деле сегодня что-то нашло. Возле строительной площадки стояла маленькая уродливая будочка. Показав на неё пальцем, Гина сказала:
— Точь-в-точь — домишко бабушки Посошок. Избушка на курьих ножках! Давно уже пора его снести, этот ведьмин домишко! Только наш современный квартал портит!
Ромашку словно кто в грудь кулаком ударил. Она остановилась:
— Избушка на курьих ножках?! А ну-ка повтори!
Куда только девалось Ромашкино веселье! Лицо у неё вдруг стало совсем чужое, а голос хриплый, тихий…
Гина на миг растерялась. Такого ещё никогда не бывало. Поговорка «кто умнее, тот и уступит» вылетела вдруг у неё из головы.
— Да, да, да! — крикнула она. — Избушка на курьих ножках! А что же, пряничный домик? Нет, старый, трухлявый ведьмин домишко!..
Но тут на неё, словно рысь, прыгнула Ромашка. И хотя Гина была выше её на целую голову, от неожиданности она полетела на землю. Не обращая внимания на её дикие вопли, Ромашка колотила кулаками куда попало. Гина дрыгала ногами, царапалась, но Ромашка от ярости даже не чувствовала боли… Волчок пытался их растащить, но ему это удалось, только когда на помощь подоспела какая-то женщина.
Гина вскочила на ноги и, грязная, в разодранном платье, с рёвом бросилась в обратную сторону — к дому. От её взрослости и следа не осталось. На бегу она кулаком размазывала слёзы.
Ромашка с Волчком тоже повернули назад. Какой уж теперь хоровой кружок! Ромашка шла тихая-тихая, Волчок даже взял её за руку и повёл домой словно маленькую.
Маму Лило охватил ужас, когда, открыв дверь, она увидела на пороге Ромашку. Та стояла растрёпанная, расцарапанная и не говорила ни слова. Пришлось всё рассказывать Волчку.