Тотчас же после завтрака бомбардировщики снова поднялись в воздух и, выстроившись над аэродромом в десятки, ушли на северо–восток. В девять часов радио сообщило о наступлении немецких войск в районе Курска: занята территория, пленные, многочисленные трофеи… Когда закончилась передача сводки с фронтов, капитан Бугель повернул ручку регулятора громкости на радиоприемнике до отказа, и воздух в столовой сотрясли звуки маршей. Оксана подошла к стенке, где висело деревянное распятие, и, склонив голову, зашептала молитву. Как и обычно в таких случаях, Анна Шеккер молила господа о ниспослании победы.
По дороге домой Оксана встретила связного, но по другой стороне улицы шла женщина с корзинкой, и Оксана пропустила связного, не подав ему знака. Что–то часто стала сопутствовать ей эта шустрая бабенка с острым птичьим носиком на красном лице, менявшая каждый раз свое одеяние…
Очутившись в своей чистой комнате, Оксана села за стол и задумалась. Сердце билось сильнее обычного. Оксана достала из ящика сигарету и закурила. В последнее время она выкуривала в день одну–две сигареты. Это стало потребностью. Опасность окружала ее даже в этой комнате. Казалось, сам воздух насыщен угрозой. И Оксана поняла, что долго не сможет выдержать такого нервного напряжения. Она предпочитала сталкиваться с опасностью лицом к лицу. Неизвестность, ожидание неведомого удара утомляли, изматывали ее.
Выкурив сигарету, она легла на кровать и закрыла глаза. Но желанный сон не шел к ней.
Девушка одела свою лучшую кофточку, праздничные чулки–паутинку, подаренные Людвигом, завила волосы, накрасила помадой губы. Хотела побрызгать на себя из флакона, но удержалась и поставила флакон на место. Хватит шпильки! Если арестуют связного, найденная у него «посылка», пахнущая французскими духами, — бесспорная улика. Каждую мелочь надо учитывать.
До начала обеда в столовой оставалось почти два часа. Оксана пошла в центр города. У нее не было никакой определенной цели, она хотела пройтись, отдохнуть, успокоиться. Побродив по улицам, она свернула в запущенный скверик, находившийся невдалеке от кинотеатра «Мюнхен», и, — выбрав скамью в густой тени, уселась на нее. Шагах в двадцати посреди заросшей бурьяном клумбы возвышался бетонный постамент — остатки памятника Ленину.
Тут перед ее глазами разыгрались удивительные сцены.
Сперва из–за кустов вынырнула запыхавшаяся знакомая ей остроносая бабенка, успевшая сменить платок, кофточку и оставить где–то свою корзинку. Она беспокойно забегала глазами по скверику и, увидев Оксану, торопливо повернула в другую сторону. Не успела бабенка сделать несколько шагов, как навстречу ей вышел полицай, еще не успевший заметить сидевшую в тени девушку. Он остановился и спросил негромко:
— Куда торопишься, Мотя?
Женщина досадливо махнула рукой.
— Отстань ты! Некогда!
Полицай пожал плечами и, пройдя немного, уселся на скамью напротив Оксаны, бесцеремонно уставившись на девушку.
— Вы не скажете, барышня, сколько часов?
Оксана взглянула на свои ручные часики.
— Половина первого.
— Благодарствую.
Столь явная и так примитивно организованная слежка поразила Оксану. Она была уверена, что полицай сменил остроносую бабенку. «Что же они тянут с арестом?» Едва у Оксаны мелькнула эта мысль, как она увидела Тихого. Сгорбившийся жестянщик с сумкой на плече, медленно ковыляя, пересекал скверик.
— Эй, старик! — крикнул полицай. — Иди–ка сюда.
Оксана обомлела: неужели полицейский знает Тихого и решил задержать их обоих? Она как можно равнодушнее подняла глаза и стала смотреть на верхушки деревьев. Тихий подошел к полицейскому. Он, конечно, уже заметил Оксану.
— Звали?
— Ты что, паять можешь?
— Могу.
— А вот кольцо у меня от ножен оторвалось. Сделаешь? Только надо чистенько.
Появился еще один полицай — молоденький парень с глуповато выпученными глазами. Он уселся рядом с первым. Девушка посмотрела на Тихого. Жестянщик как ни в чем не бывало вертел в руках ножны кинжала.
— Чего не припаять. Дело минутного времени.
— Давай живей! — сказал полицай небрежно. — Да ты тут не раскладывайся. Пойди куда–нибудь со своими причандалами во двор. Я подожду.
Полицай, отдавший ножны, забросил ногу на ногу, откинулся на спинку скамьи, закурил.
Тихий проковылял мимо Оксаны и, не глядя на нее, еле слышно обронил: