Айтолкун простояла так еще немного и поняв, что не сможет найти логических ответов решила последовать сердцу. Она беззаботно выронила в слух: «Если суждено ему удивить меня, то это мой принц и я покорюсь, повинуясь судьбе». Она не осознавала того, как ей этого хотелось. С самых ранних лет, в том возрасте, когда слова из сказок имеют силу и влияют на наши мечты в дальнейшем, она знала, что он придет за ней и спасет от дракона. Но в жизни все сложилось иначе, принцессе пришлось ходить по земле среди колючих растений, и дракон был вовсе не один. Ее красота давно разрушила грезы и вынуждено загрубела. Жадные вороны влекомые красотой разрушили ее мечты и разуверили в существовании мужчины, готового пожертвовать жизнью ради великой любви – ради женщины. Того, кто предназначен ей свыше – судьбой. И им почти удалось – она стала терять надежду.
Но он был другим. Совсем не похожим ни на одного из тех, кто был до него. Она поняла это с первых минут, когда он, робко переминаясь с ноги на ногу, не переставая оправлять одежду стал неумело выражать свои чувства к ней. И не смотря на преграды, расставляемые ею, чтобы он споткнулся и в попытках удержаться схватил рукою кактус, она не хотела его терять. Она подняла голову и обратила взор вверх, куда–то вдаль сквозь небеса и с благодарной улыбкой поцеловала Бога в щеку. Поцеловала в знак благодарности за то, что он услышал ее молитвы. А затем радостно, как маленькая девочка, получившая в подарок розовый велосипед, о котором так долго мечтала, в припрыжку забежала домой.
На следующее утро она изрядно опаздывала на встречу с подругами. Айтолкун проспала и была не в настроении, о чем свидетельствовало отсутствие макияжа. До этого дня не было в жизни случая, чтобы, проснувшись не в духе, ее настроение могло изменится в течении дня. Она нахмурила брови и кривила от недовольства губы. Пнула босоножку, когда ремешок отказывался застегнуться, дергала со злостью сумку, будто она во всем виновата, когда не нашла ключи. Но стоило ей открыть дверь, черные тучи настроения, предвещавшие ливень в душе, мгновенно развеялись, а губы разошлись в улыбке, оголяя ровные, белые зубы. Она увидела под ногами одинокую розу – его розу. Айтолкун подняла цветок и стала удивленно оглядываться по сторонам. После спрятала нос в бутоне розы и тихо произнесла: «Ну, хорошо удивил!..». Вдруг, вспомнив прокричала: «Гера?! А ну–ка ко мне! Гера!». Из кустов послышался лай, а затем лениво выбежала овчарка. Гера подошла к Айтолкун и приветствуя потерлась боком о ногу хозяйки. Когда формальности были соблюдены она присела рядом и вопросительно уставилась на хозяйку. «Ну? Ничего не хотите мне рассказать?» – спросила Айтолкун, поднося розу к носу собаки. Та лишь повиляла хвостом в ответ и отвернулась. «Стыдно, да?.. понимаю… и как так получилось, чтобы он смог пробраться незамеченным через сторожевую собаку?» – ехидничала хозяйка. Гера легла перед Айтолкун устроив морду на вытянутых передних лапах, чтобы обиженно взглядывать исподлобья на обвинителя. Хозяйка же сжалившись потрепала любимицу по холке и произнесла: «Не сердись родная. Я ведь знаю, что случилось. Ты тоже почувствовала, что он – особенный… а потому и не стала ему мешать».
***
Когда Айтолкун вышла на дорогу она обернулась и посмотрела на ворота своего дома, засыпанные букетами из различных цветов, на которые уже давно не обращала внимания. Не обращала потому что знала дарителей – каждого лично. Знала, что они хотят, о чем мечтают, что для них счастье, любовь, богатство, знала их цели в жизни и все низменное, что зиждется в их душах. А про него не знала. Ничего.
На следующий день она нашла розу на том же месте и это обстоятельство снова заставило ее если не удивиться, то улыбнуться. Наслаждаясь ароматом, она заметила, что роза действительно незаурядна. Не так необычна, как говорил Каныбек, но… вся эстетическая составляющая складывалась из гармонии всех элементов. Бутон, лепестки, стебель, листья и даже колючки были словно нарисованы художником – перфекционистом до болезненности в мельчайших деталях, и который бился в припадке случись малейшая неровность в мазках картины; тем, чьих красок не существует на земле.