Фельдман вдруг замолчал, устремил на нее пристальный взгляд.
— Ты очень бледна, Сара. Уверяю тебя, отцу ничего не угрожает.
Что ж, хотя бы один из Розенов вне опасности.
— Я дал ему успокоительное, и он уснул. Проснулся часа два назад и, увидев меня, расплакался, как ребенок. Видимо, что-то вспомнил. Но скоро он опять все забудет. Память будет к нему возвращаться, но лишь мгновенными вспышками. Пройдет какое-то время, и все вернется на круги своя.
Сара чувствовала себя совершенно растерянной. Ей вдруг захотелось довериться Фельдману, поведать ему о своих страхах, секретах. Хотелось, чтобы он утешил ее, приласкал, ободрил. Желание задело ее за живое…
Она вбегает в приемную Фельдмана. Видит, что дверь в его кабинет приоткрыта. Оттуда доносятся приглушенные голоса. Она вздыхает с облегчением. Она боялась, что не застанет доктора. Прием у нее назначен только на среду. Но она не может ждать. У нее произошла серьезная стычка с отцом. Такой еще не было с тех пор как она вернулась домой из колледжа. Они наговорили друг другу столько гадостей. И он ударил ее. Прямо по лицу.
Она надеется, что на щеке еще остался красный след от удара. «Полюбуйся, Фельдман. Видишь, какое чудовище мой отец. Теперь тебе понятно, почему я его ненавижу»?
Она в нерешительности топчется под дверью кабинета. С кем он разговаривает? Ясно, что он с пациентом, иначе дверь была бы плотно закрыта. И вдруг она узнает голос посетительницы. Это Мелани.
Она ему милее, это уж точно. Наверняка у нее нет от него секретов. Она и его любимица.
Тишина. Что там происходит?
Нужно выяснить.
Она заглядывает в щель. Видит их. Фельдмана и свою сестру. В обнимку. Слышит его шепот: «Мелани».
Она пулей вылетает из приемной. На улице останавливается, чтобы перевести дух. Прохожие оглядываются на нее. Она кидается в аллею, ее тошнит.
— Тебе нехорошо, Сара?
— Что?
— Ты держишься за живот, — сказал Фельдман.
Она тут же опустила руку на колено.
— Что именно ты рассказал отцу о гибели Мелани? — спросила Сара, избегая встречаться взглядом со своим собеседником.
— Только то, что произошла ужасная авария и смерть наступила мгновенно. Он не вдавался в подробности. Да я и не ждал этого. Для него моей информации было вполне достаточно, если принимать во внимание его душевное и физическое состояние.
— Ты имеешь в виду его сердце?
Фельдман кивнул головой.
— Его проверяют на мониторе, но пока, слава Богу, все в норме.
— Наверное, он переживет всех нас. — Сара вновь почувствовала головокружение. Она парила в свободном полете. Дыхание давалось с трудом. Ее болтало из стороны в сторону. Ухватиться было не за что.
Фельдман взял ее за руку. Головокружения — как не бывало, на смену ему пришло странное ощущение, сродни похмелью.
Он тотчас же выпустил ее руку и даже отступил на шаг. Словно боялся очередной атаки с ее стороны.
— Тебе нужно посетить специалиста и снять стресс, Сара, — со сдержанной настойчивостью порекомендовал он. — Если ты и дальше будешь все держать в себе, дело кончится плохо.
А как же ты, Фельдман? Разве ты не обременен грузом тайных переживаний?
— Он хочет видеть тебя, Сара.
Она расслышала только голос Фельдмана, но не то, что он произнес.
— Твой отец, Сара, — сказал Фельдман. — Он спрашивает о тебе с тех пор, как проснулся. Ты как, настроена повидать его?
— Ты уверен, что он спрашивал обо мне?
— Кроме тебя у него никого не осталось.
Она хрипло рассмеялась.
— Ирония судьбы, ты не находишь? В конечном итоге кривая жизни вывела его на меня.
Фельдман печально вздохнул.
— Сара, Сара. Помирись с ним. Это нужно в первую очередь тебе. Твой отец, может, и был блестящим, выдающимся психиатром, но не думай, будто я не в состоянии оценить его промахи как родителя. Я знаю, что из вас двоих он всегда выделял Мелани. Что ты очень долго жила в тени своей сестры. Что, лишившись матери, которую считала своим единственным союзником, ты почувствовала себя обманутой, никому не нужной. И все эти годы ты отчаянно пыталась подавить в себе растущую боль и обиду, поскольку боялась, что эти чувства сломят тебя. Но сейчас, Сара, как раз такой момент, когда они начали прорываться наружу. Вот почему ты так ранима и вспыльчива. И что особенно меня тревожит, так это ослабление защитных функций твоей психики.
— Я вполне владею собой.
Фельдман покачал головой. Ее ложь была для него очевидна.