Декабрь 1993 года.
Локация — крыльцо Дорожного РОВД.
Принимали меня на службу больше месяца, а вот уволили одним днем. После того, как прокуратура Городского сельского района промурыжила меня в течении недели, каждый день чередуя допросы и очные ставки, эти упорные ребята сдались, поняв, что не стыкуются у них концы с концами. Парочка свидетелей — Настя и Наташа, которые, невзирая на все уловки следствия, твердо стояли на своих показаниях, что с Олегом Князевым до момента своего похищения они знакомы не были, Наташу Князь держал в доме убитой семьи, стрелял у общежития тоже Князев, а я в загородный дом даже не заходил, и избавится от этих свидетелей не получалось никак. Показания милиционеров, что я пытался скрыться на японском джипе и был задержан только благодаря их смелым и умелым действиям, из материалов уголовного дела бесследно исчезли, как и протоколы очных ставок с ними, в которых они настаивали на своих первоначальных показаниях — ну, так иногда бывает, возможно, что это мне вообще приснилось, так как первые трое суток меня допрашивали практически круглосуточно, сменяя друг друга. Мой адвокат, Софья Игоревна Прохорова, которую на третьи сутки, все-таки, допустили до участия в деле, так как в ее отсутствие я просто молчал или посылал всех… за моим адвокатом, сейчас цвела и пахла. Еще бы, в своем портфолио, или что там, у адвокатов бывает, она, на голубом глазу, может смело заявлять, что вчистую отмазала от уголовного преследования гражданина, которому вменяли групповое убийство. Где жила все это время Наташа, я не знаю, встречались с ней мы только при производственных действиях. Со мной она не разговаривала, отвечала только на вопросы следователя и уходила. При попытке остановить — просто обходила, как пустое место, глядя сквозь меня и удалялась не оглядываясь. С завода она уволилась, в отношении института я не выяснял, честное слово, просто надоело. Я просто отпустил ситуацию, посчитав, что любой мой шаг, какой бы он не был, лишь только усугубит наши отношения. И завтра Наташа улетала в Москву утренним рейсом — система «Сирена» вовремя проинформировала меня об этом, а сегодня я стою на крыльце, бывшего родного, РОВД держа в руках справку о том, что до сегодняшнего дня я здесь работал, после чего был уволен по собственному желанию с должности старшего оперуполномоченного УР и специальным званием «капитан». Да, да! Сам в шоке. Оказывается, что моя бывшая любимая начальница, Ольга Борисовна Супрунец, слов на ветер не бросала и все-таки пробила внесение моей фамилии в приказ о поощрении, и начальник областного УВД успел этот приказ, что готовили к Новому году, подписать до того, как я нажал на спусковой крючок «Кедра», совместив мушку пистолета-пулемета с силуэтом бывшего капитана милиции Олега Князева. Поэтому получилось, как получилось.
Написать рапорт на увольнение меня заставила прямая и недвусмысленная фраза полковника Дорофеева, что его главная задача на новый, 1994 год будет мое увольнение по любой, компрометирующей меня, причине. Я подумал и решил, что против ветра писать не стоит, да и написал рапорт. Да и устал я, честно говоря. Буду пытаться теперь жить, как простой гражданин, не имея костылей в виде служебного удостоверения и табельного пистолета. Правда, удостоверение в отдел кадров я не сдал, написав рапорт о его утери в недрах пригородной прокуратуры и даже успел получить за это выговор. Пистолет вот было жалко, свыкся я с ним, как с родным, да и был он моего года рождения, что я считал символичным знаком, но к сожалению, боюсь, за рапорт о его утери я бы выговором не отделался.
Я последний раз оглянулся на знакомое, до самой значительной выщербинки, крыльцо РОВД, пыльную, бордового цвета вывеску слева от входа и двинулся на автостоянку, которой, очевидно, я воспользовался последний раз — халявы здесь больше не будет. Правда, трудовую книжку и денежный расчет мне не дали, сказали, что позвонят позже из городского управления, но у меня этот вопрос не горел.
У белого «Ниссана», с требующими замены, передним и задним, бамперами, стояла невысокая, худощавая фигура оперуполномоченного Снегирева.
— Ну что решил? — я, не глядя на бывшего коллегу, открыл водительскую дверь и завел двигатель.
— Я, Паша, согласен.
— Ну, поехали тогда, пообедаем. — мое настроение немного поднялось: — Садись, я сейчас позвоню по телефону и поедем, поедим и не хмурься, я угощаю.