Я ускорился, передвигая ноги с запредельной частотой и лишь у самого ограждения подстанции позволил себе идти нормальным шагом. Перелезая через забор, и чувствуя себя в относительной безопасности, я позволил себе оглянуться.
Среди опор ЛЭП и прочих трансформаторов, на белом снегу, в паре метров от провода, лежали друг на друге два темных силуэта и, кажется, даже немного дымились, но это были уже не мои заботы. Я перемахнул через забор и побежал вдоль, исходящего паром, канала, что отводил от ТЭЦ перегретую воду.
Михалыча я застрелил этой же ночью. Без затей, после полуночи, постучал в окошко его избы, и когда председатель, держа перед собой фонарь, приблизил лицо к стеклу, пытаясь разглядеть через изморось, у кого появилось к нему срочное дело, просто дважды выстрелил в ненавистное лицо, спокойно подобрал гильзы, пока в избе орали два женских голоса и, не торопясь, ушёл.
Дойдя до трассы, выбросил в кусты огромные, измазанные в навозе калоши, в которые умудрился засунуть ноги, обутые в кроссовки, сел в свою черную «копейку», припаркованную за высоким снежным валом отгребённого с дороги снега, и спокойно поехал в Город. Если милиция привезет собачку, и она встанет на, пахнущий навозом след, то, максимум, приведет собачка своего вожатого к оживленной дороге и для меня это не будет иметь никакого значения. К сожалению, щекастого этой ночью я не нашёл, так как фамилию его я не знал, и слишком много времени заняли разговоры в сестричками из приемных покоев городских больниц с целью узнать, не поступал ли к ним пациент с рубленой раной колена. Когда я, под утро, добрался до областной больницы и двинулся ко второму хирургическому отделению, держа подмышкой пакет с медицинским халатом, марлевой маской и пистолетом, от которого собирался сегодня же избавиться, то чуть не напоролся на неприятности. Услышав знакомый голос, осторожно выглянул из-за угла и узрел стоящую у крыльца приёмного покоя знакомую уже «дежурку» из Городского сельского района. Участковый инспектор младший лейтенант Судаков Артём Юрьевич, нервно затягиваясь сигаретой, стоял у распахнутой двери машины и держа серую тангенту автомобильной рации, докладывал дежурному о результатах опроса гражданина Кулькова Бориса.
Я, стоя за углом, плотно прижавшись спиной к кирпичной стене, выслушал весь расклад, что без утайки выложил милиционеру раненый в ногу гражданин Кульков, дождался, пока громко хлопнет дверь машины и выродок Ульяновского автозавода, троя двигателем, укатит, после чего решительно двинулся к освещенному неяркой лампочкой, остекленному тамбуру больничного корпуса.
Охранник в черном комбинезоне высунул голову из темного кабинета, а после того, как я махнул удостоверением, кивнул и скрылся в темноте, как черепаха прячется в панцире. Я прошел темным коридором приёмного покоя мимо распахнутой двери кабинета, где дежурный доктор оформлял очередного страдальца, спустился на пролет вниз, убедившись, что черный вход закрыт лишь на могучий металлический крюк, после чего поднялся на третий этаж, по дороге натянув на свитер медицинский халат и маску на лицо.
На посту второго хирургического отделения никого не было, только горела настольная лампа. Я нашел карту больного Кулькова, что лежала на посту, вместе с другими, кого утром ожидали уколы и прочие процедуры, прошёл в конец коридора и пихнул в плечо щекастого.
— Кульков? Вставай, тебя там милиция зовет…
— Что? — Борис оторвал голову от подушки и недоуменно уставился на склонившегося над ним санитара.
— Говорю, милиция зовет, вставай.
Ругаясь, больной опустил ноги на пол и нашарил пятками стоптанные тапочки, после чего, оперевшись на спинку кровати, поднялся и пошёл за мной.
Никем не остановленные мы вышли на широкую лестницу, ведущую вниз, а там, спустившись на несколько ступеней, Кульков заупрямился.
— Я ногу сгибать не могу. — щекастый лег грудью на перила, тяжело дыша: — Скажи менту, чтобы сам сюда поднялся. У меня нога просто огнем горит…
— Хорошо. — я выстрелил в голову своего врага и быстрым шагом начал спускаться по ступеням. Когда на лестничной площадке наверху послышались крики я уже был у черного выхода, откинул кованный крюк и вышел на зады больницы, плотно прикрыв за собой дверь после чего дошел до общежития медиков, в торце которого притулилась моя машина, и спокойно уехал.
Глава 21
Февраль 1994 года.
Мертвые петли.
Ушел я чисто — спустился мимо психиатрического диспансера до речки Оружейки, пройдя метров триста, по смеси воды и глины в сторону дачного кооператива, разбрасывая по ходу движения части пистолета и патроны, которые без следа исчезали в черной воде городской речки. Избавившись от улики, закончил дело на бывшей даче Князя, где спалил в печи медицинский халат и марлевую маску, заодно просушил носки и обувь, после чего, еще до рассвета, покинул территорию дачного кооператива, доехал на автобусе до ближайшей к больнице остановки, немного пройдясь, забрал машину с парковки.