На попытки заставить меня идти до санитарной кареты я отвечал бессмысленным взглядом, капающей из рта слюной и горестным мычанием, так что меня вновь тащили на себе местные опера, одновременно стараясь не запачкаться и не уронить.
— Вы пересядьте к водителю… — отшила Ирина Серёгина, который было сунулся в салон: — Тут и так тесно, а мне еще с больным манипуляции придется производить в дороге.
Фельдшер, женщина лет сорока на вид, удивленно взглянула на Ирину, но ничего не сказала, лишь фыркнула и отвернулась в сторону лобового стекла.
Наконец, широкая задняя дверь медицинского «РАФика» захлопнулась, и он, завывая «волговским» движком, рванул в темноту.
— Ты что натворил, Паша? — сидящая рядом с носилками Ира, глядя в сторону, незаметно сжала мою ладонь. Старая «санитарка» дребезжала на кочках, жизнерадостный Серёгин, забыв о своем подопечном, о чем-то расспрашивал пожилого водителя, так что наш тихий разговор никто не слышал.
— Убийство шлют, падлы, массовое…
— И? — Ира бросила на меня короткий взгляд.
— Ну где я, а где убийства, просто имел с покойниками конфликт…
— Что я должна сделать?
— Адвокат нужен, любой. Лучше молодой, но только не женщина, хорошо? Деньги знаешь, где лежат, много не плати, тысяч пять аванс внеси, остальное, скажешь, что со мной надо договариваться…
К моему облегчению, больше Ира не пыталась со мной разговаривать. В приёмном покое городской больницы замотанный врач мельком глянул на меня и записал, что вполне допускает у меня сильное сотрясение головного мозга, а вот в ушибе он сомневается, но в любом случае меня необходимо оставить до утра, а завтра, по итогам наблюдения, анализов и врачебного обхода, заведующего отделением и можно будет говорить о каком-то диагнозе. С меня содрали мокрые и окровавленные вещи, сполоснули, прямо на каталке, тёплой водой из шланга, вкатили пару уколов в разные полупопия, скормили три горькие таблетки, после чего, кинув рваную в двух местах, пижаму, отвезли в отделение. При первичном осмотре я успел утащить со стола у доктора металлическую скрепку, поэтому, после того, как опер Серёгин пристегнул одну дужку наручников к уголку моей кровати и ушёл спать в ближайшую палату, где сердобольная медицинская сестра выделила ему кровать, я скрепкой ослабил дужку наручников на максимальную ширину, спрятал скрепку в складку пижамных штанов и заснул до утра.
Рано утром, в шесть часов утра, я получил болючий укол, затем, под тяжелым взглядом голодного опера, откушал манной кашки на воде, кусочек хлеба с куском маргарина «Рама», что, в раскладке местной кухни, притворялся сливочным маслом и выпил стакан бледного несладкого кипятка и посчитал, что жизнь удалась. Особенно улучшилось мое настроение, когда опер Серёгин понял, что я ем двумя руками.
— Да как? — лейтенант бросился ко мне и навалившись на руку, начал судорожно застегивать на моем запястье металлический браслет, после чего притащил стул и уселся напротив кровати, неотрывно следя за моими руками.
— Ты следи, следи… — я побрякал наручниками: — Скоро сам такие наденешь…
Серёгин отвернулся и больше мы не разговаривали. Время тянулось мучительно медленно, наконец, около десяти часов утра, в палату ввалилась толпа докторов в разноцветной медицинской одежде. Ко мне врачи подошли в последнюю очередь.
Я очень надеялся, что Ира сегодня нашла мне нормального адвоката, но пока он не появился, я смиренно описывал докторам симптомы, присущие травмам головы, не забывая болезненно морщиться, что было совсем не трудно — всё-таки вчера опера меня отделали знатно. Из плохого были прописанные лечащим врачом уколы антибиотиков, а из хорошего — скорбная мордаха лейтенанта Серёгина, когда он услышал о том, что меня оставляют на стационарном лечении.
Глава 23
Февраль 1994 года.
Сидит за решёткой…
Отделение нейрохирургии Городской больницы.
— Мне из твоих рук ничего не надо… — не очень умно ответил лейтенант.
— Аполитично рассуждаешь, товарищ. — я смачно откусил половину бутерброда: — И в корне неправильно. Во-первых, ты не юный пионер-подпольщик, которому враги нашей Родины предлагают за кусок колбасы продать Главную Военную тайну, наоборот, это я у тебя в плену…
Я подергал наручники, что свисали с уголка кровати и продолжил:
— Во-вторых, ты, как настоящий оперативник, должен попытаться вступить со мной в доверительные отношения, а ты на меня фыркаешь и как девочка ломаешься. Гибче надо быть, юноша, иначе толку с вас не будет. А вдруг я тебе, по-братски, расскажу, где я трупы спрятал…